— Ну, купцы ведь тоже убежали, — попытался утешить его Середин.

— А може, и не было их вовсе? А ну, тоже привиделись? Откель стаду в светелках взяться? Змеям откуда? Тебя, вон, не пужали… — Мужик отпил еще. — То рок на мне сошелся, порча черная, отметка ночницына. На болоте в детстве заплутал, с тех пор беда мимо не ходит, всё ко мне свернуть норовит. Сколько, пока рос, и падал, и ломался. Коней подо мной аж пятеро то хромели, то оступались, то крапа хватали. Мечом ногу себе при баловстве пустом чуть не отсек — спасибо, волхв обратно приговорил. Как отец мне надел выделил, у смердов моих враз коровья смерть всю скотину извела, собак с кошками и то не оставила. Они жертвы принесли, с меня серебро подъемное спросили — скотину новую купить. Ан до осени обернуться не успели. Зима началась, мор накинулся. Так и не стало моей деревни. Ни людей, ни скота, и куда серебро староста упрятал, неведомо. Меня с холопом Мара отчего-то помиловала. Да видать, токмо для смеха, злосчастью и дальше баловать оставила. Мороз зимой был изрядный, так мы печь ввечеру истопили. Я на нее спать полез, а она подо мной возьми и развались. Я так в топку жаркую с углями и ухнулся. Угли разлетелись, усадьба моя хоть и малая, а полыхнула чуть не до неба. Искры на деревню снесло. Нешто там еще оставалось, чему пропадать. Валдай, неведомо как, меня беспамятного к волхву в святилище вывез. Опять мудрец меня выходил. Батюшка серебра чуток отсыпал, однако же к себе не звал. Боится к себе злосчастье занести. От я на Руян и отправился. У Святовита помощи просить и заступничества. Али откупа, коли вина моя в бедах сих имеется.

— Помогло? — Устав дожидаться, Середин сам забрал у невезучего соседа квас.

— С собой меня храмовые служители взяли. Сказывали, на мою долю золо…

— Половина бед твоих, боярин Чеслав, от языка длинного исходит!

Громкий голос заставил невезучего бедолагу подпрыгнуть, метнуться в сторону, к хлеву. Мимо Олега, оставшегося на своем месте, прошел один из храмовых служителей, остановился во дворе. Здесь, когда он выпрямился в полный рост, стал виден почти правильный треугольник его туловища: от узких бедер расходилась к плечам внушительная мышечная масса, посередине которой буквально тонула в мясистом теле маленькая голова. Это была не хлипкая плоть волхва, замученного зубрежкой древних тайн, — это было тело тренированного бойца, воспитанного за десяток лет из худосочного мальчишки.

— Храмовый воин, — сделал единственно возможный вывод ведун. — Что же вы тут делаете, вдали от святилища Солнца?

— Иди, поешь, боярин Чеслав, — предложил служитель Святовита. — Там на стол собрано давно.

Бедолага кивнул, пробежал по двору, шмыгнул в дом. Волхв, провожая его взглядом, плавно повернулся, оказавшись лицом к лицу с Олегом. Хищно прищурился:

— Да, мы воины храма. И прибыли сюда по делам храма. А что делаешь здесь ты, путник, не замечающий по ночам морок сильного и злого баечника?

— Я здесь по делам торговым, — невозмутимо прихлебнул кваса Олег. — Вот, юрту хочу продать.

— Ты думаешь, я поверю, что человек, способный спать под мороки, сводящие с ума его соседей, промышляет торговлей шатрами? — презрительно скривился волхв. — За кого ты меня принимаешь?

— За кого принимаю — мое дело, — пожал плечами ведун. — А что до юрты, то уж так жребий выпал. Досталась она мне как доля в добыче, что в походе на половцев взята.

— Ведомо ли тебе, путник, — вскинул подбородок жрец, — что вся земля русская под покровительством бога Святовита находится? Что токмо его волей растут хлеба, проливаются дожди и греет землю животворящее солнце? Что токмо его волей даруются победы ратям русским, и посему каждый русский обязан десятину из добычи воинской своей в дар Святовиту приносить?

— Согласен, — моментально кивнул Олег. — Юрта стоит десять гривен. Вы платите мне девять и забираете ее себе. Одна гривна остается вам, как мой вклад в казну вашего святилища.

— Ты торгуешься с богом? — Глаза волхва нехорошо приоткрылись.

— Нет, отче, я боюсь его обидеть. Не могу же я, согласись, отрезать ему в качестве дара шматок войлока и отсчитать десятую часть жердей? А иных денег у меня нет. Квасу хочешь?

— Что же, путник, — после короткого колебания согласился храмовый воин. — Возможно, бог решил, что тебе не нужно благодарить его за милость дарами. Возможно, у тебя есть перед ним заслуги, за которые он желает одарить тебя сам. У тебя есть заслуги перед Святовитом, путник?

— Разве дано мне узнать его мысли и волю? — вскинул руки ведун.

— Но бойся навлечь на себя его гнев, путник, — неожиданно низким голосом предупредил волхв. — Боги не любят лжи и предательства.

Воин Святовита ушел в дом, а Олег, допив квас и оставив крынку на ступеньках, поднялся, оправил рубаху и двинулся к воротам. Солнце уже разогнало утреннюю дымку, и стало ясно, что день будет жарким, так что налатник или косуху можно не надевать. А что серебро в светелке осталось — так он ведь не за покупками идет, а своим товаром торговать.

— Однако что-то интересное творится в стольном городе Рязани, — пробормотал он себе под нос. — Храмовые воины, много сотен лишних приезжих. Верея вот еще с каким-то князем… Боярин Чеслав про сокровища некие ляпнул.

Можно было предположить, что трое воинов приехали из далеких северных земель, чтобы получить подношения Святовиту от Рязанского князя, но… Но подарки в святилища обычно посылают сами князья, их не выпрашивают, за ними не направляют сборщиков. И к тому же обычную церковную десятину вряд ли кто назовет «сокровищем».

Опять же — Верея. Она, конечно, самая прекрасная в подлунном мире. Однако на первом месте она всегда держала власть. Власть и богатство. Почему два голубка, нашедших друг друга, воркуют не в своих усадьбах, а в чужом городе, сняв целый постоялый двор и готовясь к какому-то походу? Разве только милая девушка тоже прослышала что-то про некие богатства и не могла не попытаться наложить на них ручку…

— Однако у ребят полно конкурентов, — хмыкнул Середин, вспомнив подсчеты, которые они делали на дворе у Клыкастого. — Тысячи две, небось, наберется. Интересно, что это за сокровище, про которое так много народа слышало, а никто до сих пор не отыскал? И ради которого не жалко пол-Руси пройти и еще не один день на постоялом дворе сидеть?

В этот миг в его памяти что-то промелькнуло, крохотная мыслишка чиркнула по сознанию — и тут же исчезла, потерялась среди множества других.

В этот раз Середин не просто прикидывал, кому из купцов может быть интересна половецкая юрта, а спрашивал всех подряд, обещая скидки и расхваливая размеры походного степного дома. Когда не нашел покупателей на главном торгу, побродил по ближним улицам, высматривая лотки и лавки поменьше размером. Так почти весь день он и прослонялся без толку.

К сумеркам у Олега подвело живот от голода с такой силой, что в сторону постоялого двора он не пошел, а потрусил, торопясь хлебнуть ароматного раскаленного сбитеня, а потом расчехлить свою ложку и с достоинством и аппетитом умять тушеную в кислой капусте утку, томно-коричневую, с золотистой кожей, или же обглодать хорошенького поросенка размером с овцу.