– У меня все очень хорошо, благодарю вас.

Она чувствовала себя ужасно неловко.

– Чарльз, на самом деле я хочу извиниться перед вами.

– За что?

– Во время нашей с вами последней встречи я сказала кое-какие вещи… очень недобрые… Я не имела права говорить вам такое.

– У вас было полное право высказать свое отношение, что вы и сделали.

– Но…

– Что «но»?

– Выходит, все именно так, как я и предполагала. Вы перестали приезжать в Дублин из-за этих моих слов?

– Я не привык оставаться там, где меня не хотят видеть, и поддерживать компанию с людьми, которым я не нравлюсь или которые мне не доверяют. Мне помнится, вы тогда использовали именно эти выражения.

– Но, с другой стороны, дом на Меррион-сквер действительно принадлежит вам, а Дублин – свободный город. Я не имела права вести себя таким образом, чтобы вы почувствовали себя так, будто не можете приезжать сюда. Простите меня, Чарльз.

Он бросил на нее долгий испытующий взгляд.

– Так, значит, вы ни о чем не догадывались?

– Не догадывалась – о чем?

– О том, что я приезжал не ради Меррион-сквер или Дублина.

– Выходит, ради Гаррисона? Я все равно не имела права препятствовать вам, когда вы искали общества своего брата. Он очень любит вас и…

– Я приезжал ради вас! – Голос его вдруг перешел на шепот. – Я хотел видеть только вас. Я искал вашего общества. Все это время мне были нужны лишь вы.

– Я не… – Арабелла растерялась, стараясь осознать громадную значимость этих слов.

– Арабелла… – Он двинулся в ее сторону.

Внезапно ее рука сама собой взмыла в воздух. Она дала ему хлесткую пощечину, после чего быстро развернулась и выбежала из комнаты.

Спешно пройдя через холл к большой гостиной, Арабелла остановилась и немного постояла у дверей. Она заставила себя успокоиться, прежде чем открыть двери и войти. Звучала музыка, все по-прежнему продолжали играть в игры. Она неспешно прошла через комнату и села возле Гаррисона на диван.

– С тобой все в порядке? У тебя горят щеки, – озабоченно спросил он.

– Все хорошо, я чувствую себя отлично, – с улыбкой ответила она, заметив, как в гостиную небрежной походкой вернулся Чарльз и встал у камина. На щеке его был виден красный след от пощечины, и ей оставалось надеяться, что, кроме нее, никто не обратит на это внимания. Он посмотрел на нее, и она тут же отвела глаза в сторону, чувствуя, как краснеет, а сердце начинает взволнованно и глухо колотиться в груди.

10

Охота у Армстронгов была одной из самых известных в стране, и быть приглашенным на нее дорогого стоило. Пока Арабелла переодевалась в привезенный с собой костюм для верховой езды, все участники уже собрались на переднем дворе. Она попросила принести ей завтрак в комнату, понимая, что не сможет сидеть с Чарльзом за одним столом. Она застегнула пуговицы своего плаща, надетого поверх белой блузки и длинной черной юбки, а затем взяла черный цилиндр.

Прошлой ночью она никак не могла уснуть, поскольку снова и снова переживала ту сцену с Чарльзом в малой гостиной, а его слова непрерывно крутились у нее в голове. Слова, вызывавшие у нее отвращение и одновременно так возбуждавшие ее.

Выйдя из своей комнаты, она спустилась вниз и вышла на передний двор, уже заполненный всадниками, под ногами лошадей сновала целая свора возбужденных от предвкушения охоты собак.

– Том, подведи лошадь для мисс Тэттинжер, – скомандовал Лоренс, подъезжая к ней на своем коне.

Грум помог Арабелле подняться в седло.

– Я, наверное, буду всех вас тормозить! – сразу предупредила она и тут заметила Чарльза, который весело болтал с какими-то мужчинами.

– Вздор, ты хорошая наездница, – возразил Гаррисон, вскакивая на своего коня.

К ним подъехали Гвинет и Дафна.

– Эмили отказалась ехать с нами, – сообщила Гвинет. – Впрочем, как всегда.

Толпа конных охотников продолжала беспорядочно двигаться по двору, но затем вдруг лошади, она за другой, начали выбегать рысью на аллею, ведущую к выезду из поместья.

– Мы сначала направимся в сторону Нокмора, а потом поедем в луга, – крикнул Лоренс, руководивший охотой, и всадники поскакали уже быстрее.

По мере того как скачка набирала темп, Арабелла старалась не смотреть на Чарльза. Но каждый раз, когда все же переводила на него глаза, неизменно сталкивалась с его взглядом. Они ехали по открытой заснеженной местности, когда раздался громкий сигнал охотничьего рога.

– Вперед! – крикнул Гаррисон, и свора собак рванула через поле за показавшейся вдалеке лисицей. Лошади ринулись за ними вдогонку.

Арабелла сразу же почувствовала, что отстает. Чарльз оглянулся, кивнул ей, и внезапно она увидела, как он отделяется от общей группы и направляет своего коня к лесу. Этого, похоже, никто не заметил – внимание всех было приковано к погоне за лисицей. Арабелла видела, как он приостановился на опушке, снова взглянул на нее, после чего скрылся среди деревьев. Теперь она отставала ото всех еще больше и приостановилась на минуту, чтобы решить, что ей делать. Затем натянула поводья и тоже направила свою лошадь в сторону леса.

Лес был старый и большой, на ветках деревьев шапками лежал снег. Она ехала по тропинке все дальше и дальше, пока не оказалась на небольшой поляне, где увидела Чарльза, который стоял на земле, держа коня под уздцы, и ожидал ее.

– Я не был уверен, что вы придете, – сказал он, когда она приблизилась к нему.

– Я тоже не была в этом уверена, – ответила Арабелла.

Помогая ей спешиться, он взял ее за талию, и она почувствовала, как от его прикосновения по всему ее телу пробежала нервная дрожь.

Стоя перед ним, она смотрела ему в глаза.

– То, что вы вчера сказали…

– Каждое слово – чистая правда.

– Но это же невозможно! То, что вы сказали, немыслимо в любом случае!

– Но почему?

– Вы сами знаете почему! Из-за Гаррисона. Честно говоря, я догадывалась о ваших чувствах ко мне, но не знала, насколько они глубоки. Я думала, что вы просто играете со мной в свои игры.

– Никогда!

– А еще я боялась того, что сама чувствую к вам… Но что скрывать: с тех пор как вы перестали появляться в Дублине, в моей жизни, во мне самой образовалась какая-то пустота. Сначала я этого не понимала. Я думала, что это пройдет. Но, что бы я ни делала, этот провал становился только больше, его не могло заполнить ничто – ни веселье на званых приемах, ни моя семья, ни поездка в Нью-Йорк, ни даже Гаррисон… особенно Гаррисон!

При этих словах глаза его вспыхнули.