он служил в охране нашего последнего царя, от него я узнал, что после начала Первой мировой войны на смотры войск выезжали двойники Николая Второго — опасались шпионов и террористов. В первый месяц войны с фашистами Зуев попал в плен, но смог сбежать и воевал в партизанском отряде.

Литейщик А. А. Кораблев работал на заводе еще с довоенных лет. Он ознакомил меня с правилами изготовления моделей, обучил тонкостям литья корпусов судовых компрессоров сложной конфигурации. Его немногословный рассказ о жизни в блокадном Ленинграде, когда в стужу и голод он брел с Обводного канала на завод отливать корпуса гранат и мин, запомнился простым, но значимым результатом усилий людей в, казалось бы, безвыходной ситуации.

Технолог М. И. Чернышев в войну работал мастером цеха танкового литья в Челябинске. Когда случались дефекты на деталях, ему ставили кровать у конвейера литейных форм с приказом решить проблему в два дня. Следил за его работой и приносил еду конвоир с ружьем.

— Что делать — решал! — иронически улыбаясь, рассказывал Чернышев.

Он научил меня системному определению причин дефектов отливок, это закрепляло курс знаний, полученных мной в институте.

Главный металлург завода, М. А. Кремер, из первых выпускников уже советского Политехнического института, обладал знаниями во многих областях техники. Он собрал в технической библиотеке завода фонд ценных книг отечественных и зарубежных металлургов, организовал выписку новейших иностранных журналов по литью. Макс Артурович в совершенстве знал английский язык. В тридцатые годы его направили на производственную стажировку в Англию. Возвратившись, он разработал типовую технологию литья корпусов клапанов и задвижек.

А в 1939 году его арестовали, обвинив в шпионаже. «Спасла» война — отправили в Челябинск делать литые детали танков. М. А. Кремер привил мне понимание технологии литья не как искусства кустаря, руководствующегося правилами опыта, а как науку о процессе образования детали из жидкого металла.

Большое содействие во «вхождение» в заводскую жизнь мне оказал добрейший человек, опытный литейщик Е. Ф. Половинко и начальник модельного цеха Я. Г. Черняков. Позже я перешел на работу в тогда малочисленный отдел главного металлурга. Но до этого два года отработал мастером на плавильном участке и технологом цеха.

* * *

Подчиненная мне бригада сталеваров работала в три смены. Бригадир П. Осипов, бывший фронтовик, серьезно и исполнительно относился к моим поручениям. Старший сталевар первой печи А. Мухин, человек чудовищной силы, понимал процесс выплавки стали, работал, даже, самоотверженно. Ковшевой Д. Блинов, вздорный в общении, злой на язык, был опытный и полезный работник. Остальные члены бригады менялись из-за нарушения трудовой дисциплины и пьянства. Идейные установки того времени обязывали «исправлять» таких людей в трудовом коллективе, и приходилось работать с наглым бездельником Ю. Буркановым и подсобным рабочим, который до прихода в бригаду отсидел срок за изнасилование.

По принятому распорядку в ночную смену цехом командовал мастер плавильного участка. В ту смену, проследив за загрузкой печей, я пошел в конторку заполнять плавильные листы, но услышал громкие крики. По проходу цеха бежал окровавленный мастер формовочного участка, за ним с железным штырем в руке гнался молодой парень.

Не думая, я побежал за ними, схватив парня за руку, отнял у него штырь. Он стоял, тяжело дыша, безумно вращая глазами. Я повел его в раздевалку, обдумывая — что следует делать в таком случае.

— Иди домой, отоспись, разберемся завтра, — сказал я.

Он все еще находился в возбужденном состоянии. И вдруг сказал:

— Ты у меня это запомнишь, палестина…

Я оставил его в раздевалке и вернулся на участок, размышляя, что мне не надо было так активно вмешиваться эту историю. Парень был чем-то обижен, при участливом разговоре мог бы и успокоиться. В это время я увидел, что он идет к печам, в его руке был нож. По тому, как он его держал — демонстративно, у плеча, было ясно, что идет пугать, но ситуация была тревожной. Подойдя ко мне, он нервно выкрикнул:

— Что вы всегда лезете, куда вас не просят?!

Я стоял, глядя ему в глаза и понимая, что любое мое неосторожное действие может усугубить ситуацию. В это время от печи подошел Мухин. Он обхватил парня руками и так сильно сжал его, что тот захрипел и выронил нож на пол. Все молча продолжили работу, а я старался привести в порядок свои мысли. С этого происшествия началась моя заводская работа.

* * *

Василий Груздев был старшим сталеваром на второй печи. Большая часть бед случалась в его смену — то сталь застынет при разливке, то он зальет не те формы, то обрушится свод печи. Умения работать у него было меньше, чем желания. Но если нужно было выйти на работу в выходной день, поддержать очередной почин, он всегда был — «за». «Приказ есть — приказ!» — говорил Груздев.

Война застала его на новой государственной границе по реке Случ.

По опыту финской войны там соорудили бетонные бункеры с узкими бойницами для ружейно-пулеметного огня и посчитали, что граница — на надежном замке.

Ранним утром снаряды накрыли наши позиции, на другом берегу реки появились немецкие солдаты. Отстреливались до темноты, но немцы уже переправились через реку, грозило окружение. Бункер оставили.

Утром собрались в небольшом лесочке, что делать — неясно. Решили отходить на восток, там собраться и дать отпор врагу. Целый день под обстрелом немецких самолетов уходили степью. Палило солнце, редко удавалось попить из случайных ставков. Ночью идти было легче, но тревожил гул моторов вражеских танков, они по дорогам обходили наши отступающие войска.

На следующий день вышли к коневодческому заводу, где свободно паслись лошади. Некоторые бойцы залезли на них, и попытались без седел, уздечек, направить коней в нужную сторону. Груздеву досталась молодая кобыла. Подождав, пока он забрался на ее острый хребет, она галопом понеслась на запад. На окрики и удары по крупу она не реагировала, спрыгнуть с нее на ходу Груздев боялся. Проклятая кобыла вынесла его прямо к танковой колонне немцев. Поняв в чем дело, те покатились в хохоте. Их унтер погладил холку кобылы, сказал: «Данке, рус». Потом взял автомат и выстрелил короткую очередь у ног Груздева. Тот попятился, ожидая решающую пулю. При следующих выстрелах он побежал. Но Груздева не убили. Когда он доплелся к нашим позициям, на него накинулся комиссар:

— Где винтовка, боец?!

— Так, еле ж убег от них…

— Оружие отдал врагу! Давай, за винтовкой, или — расстрел!

Спас командир, сказал, что сейчас нужен каждый боец.

Груздева определили в саперный батальон.

Он воевал до переправы на реке Шпрее. Там его сильно ранило.

— Чуть бы левее, и — конец! —