Но столь катастрофические поражения даже в конфликтах с персами, как мы видели, стали теперь редкостью, и римляне смогли обеспечить подавляющий перевес на европейских границах. Эта странная ложь во спасение обычно позволяла удовлетворить ожидания победы и не помешать неприятной действительности поставить под сомнение ключевую идею: варварам не место там, где господствует римский порядок, и они подлежат планомерному систематическому уничтожению. Действительно, жесткая конфронтация являлась важнейшим элементом римской внешней политики по всему периметру ее границ. Однако реальность — как на Рейне и Дунае, так и на Востоке — оказывалась гораздо более сложной, чем то, что подразумевало простое противопоставление «мы и они».

Чтобы более детально разобраться в этой реальности, ограничимся одним из участков римской границы в Европе, нижним течением Дуная, отделявшим римский диоцез Фракию от германоязычных готов, которые в IV в. господствовали в землях между Карпатами и Черным морем.

В 369 г., в том самом году, когда посольство Симмаха преподнесло императору Валентиниану коронное золото, произошла встреча на Среднем Дунае, поблизости от крепости Новиодун. Брат Валентиниана, Валент, правитель Восточной империи, отплыл от южного берега на роскошном императорском судне. От северного берега навстречу ему держал путь Атанарих, вождь тервингов, германцев-готов, живших рядом с самой границей. Атанарих воевал с Валентом почти три года. В данном случае в нашем распоряжении есть рассказ очевидца, составленный Фемистием для константинопольского сената. Он присутствовал при встрече в качестве главы сенатского посольства к императору. По словам оратора, Валент сумел поставить в тупик своего врага:

«Валент оказался настолько мудрее, чем человек, который говорил от имени варваров, что они разуверились в нем и сочли словесный поединок закончившимся для них еще хуже, нежели боевые схватки [трех прошедших лет]. Так или иначе, повергнув своего противника, он помог ему прийти в себя тем, что протянул ему, объятому смятением, руку и объявил его другом в присутствии свидетелей. И так [Атанарих] удалился прочь, обуреваемый противоречивыми чувствами — доверием и страхом, вызывая презрение и настороженность у своих подданных, сокрушаясь по поводу тех пунктов договора, которые были невыгодны для него, и радуясь, что другие оказались для него благоприятны».

Люди Атанариха тоже выглядели неважно:

«[Они] рассеялись по берегу кучками с покорным и послушным видом, [их] орда не поддавалась исчислению… Взглянув на оба берега реки, я увидел, как один весь блестит от римских воинов, которые [стояли] в правильном порядке, спокойно и гордо взирали на происходящее, а другой заполонила нестройная толпа, в мольбе повергшаяся на землю».

Атанарих и его готы, таким образом, отлично сыграли свою роль, в полном соответствии с римским сценарием. Детали мирного соглашения, упомянутые Фемистием, только подтверждали, что Валент — господин положения. Император прекратил ежегодные выплаты готам, которые они привыкли получать, позволил приграничную торговлю только в двух специально отведенных местах, инициировал программу строительства оборонительных сооружений, которые должны были не дать готам возможности для смут в дальнейшем. Ожидания римского господства над жалкими в своем унижении варварами блистательно воплощались в жизнь.

Однако, если присмотреться внимательнее, картина, которую представляет нам Фемистий, оказывается неполной. Враждебные действия предпринял Атанарих, а не Валент. В 364–365 гг. из сообщений римской разведки стало ясно, что готы неспокойны, и Валент отправил подкрепления на дунайский фронт. Когда в 365 г. эти подкрепления подкупом перетянул на свою сторону Прокопий, дядя покойного императора Юлиана, чтобы повторить его узурпацию, Атанарих отправил к потенциальному узурпатору отряд в 3 тысячи готов. Если готов устраивали условия мира, как то описал Фемистий, то почему тогда Атанарих повел себя столь агрессивно? Валенту, несмотря на длившуюся три года кампанию, не удалось победить готов в битве. В 367–369 гг. его армии рыскали по их территории, разоряя все вокруг. И только в 368 г. они оказались в безвыходном положении в условиях раннего таяния снегов в Альпах и Карпатах. Разлив Дуная сделал невозможным для римлян наведение понтонных мостов, с помощью которых они переправляли тяжелое снаряжение через реку. Благодаря оперативному маневру — поспешному отступлению — Атанарих избежал ловушки. К тому времени, когда состоялось заключение мира, готы в массе своей были неспокойны и терпели большую нужду в провианте, но ни за что не позволили бы установить над собой власть тем способом, каким это с ними сделали примерно тридцать лет назад во времена императора Константина, вынудившего их принять безоговорочную капитуляцию. Поскольку римляне не нанесли им решающего поражения, как это хочет представить Фемистий, представляется маловероятным, что условия договора 369 г. оказались более жесткими, чем в 332 г.

В своей речи Фемистий «забыл» упомянуть одну важную деталь. В самый разгар готской кампании на одном из участков персидского фронта начался настоящий ад. Обретя немалые выгоды по договору с Иовианом, персидский царь царей Хосров вновь обратил взор на Кавказ. В 367–368 гг. он изгнал правителей Армении и Восточной Грузии, являвшихся римскими союзниками, и заменил их своими ставленниками. Обеспечение безопасности на персидском фронте было для Валента намного важнее, чем приведение к совершенной покорности готов, а потому эта новая угроза вынудила его вывести часть сил с Балкан и перенацелить их на восток. Однако Валент уже все приготовил на Дунае, и его налогоплательщики ожидали победы. Кроме того, он хотел наказать готов за поддержку, оказанную ими Прокопию. Император продолжать воевать с ними и в 369 г., но, когда стало ясно, что полная победа вновь ускользает от него, ему пришлось пойти на компромиссный мир. Очевидно, что встреча Валента и Атанариха также явилась результатом компромисса. Как отмечает Фемистий, готский вождь «радовался по поводу тех пунктов договора, которые… оказались для него благоприятны». То же самое отмечается и в отношении места проведения встречи. Обычно римские императоры торжественно проносили свои штандарты на земле варваров и здесь же вынуждали варварских царьков покориться. Только один раз источники сообщают о проведении встречи на воде, на сей раз на Рейне — опять-таки римскому императору (Валентиниану) пришлось обеспечивать безопасность этой границы, чтобы заняться делами на другой. Этот мир также носил компромиссный характер.

Теперь главной задачей Фемистия было соответствующим образом рассказать сенату о заключенном с готами мире. Прекращение ежегодных выплат готам он представил как большой выигрыш Римского государства. Но это было преувеличение. В течение столетий государство использовало дары для того, чтобы превращать местных царьков в своих клиентов. Мы бы назвали это «иностранной помощью». Большим проигрышем для Рима, о чем Фемистий не упоминает, было то, что отныне империя не могла привлекать отряды готов для борьбы с Персией. У Фемистия все выглядело гладко. Яркая сцена изъявления готами покорности всемогущему и миролюбивому Валенту была рассчитана на римскую аудиторию. И ораторская бравада, судя по всему, оказалась удачным трюком, поскольку два современных источника изображают мирный договор как удачное завершение войны. Валенту удалось сохранить лицо.