Камышевка.

Не имея сил уйти, Ондзоси стоял в нерешительности.

А тем временем Тёся подумала: «Прошлой ночью из покоев Дзёрури слышались нежные звуки флейты. Кто бы это мог быть? Пойду посмотрю». Надев двенадцатислойные одежды, Тёся вышла из своих покоев и отправилась к дочери. Но что это? Лишь взглянув на мать, Дзёрури залилась краской, стала пунцовой, как осенние листья, и забилась подальше за занавески. Ондзоси увидел это и выставил руку между собой и матерью, закрываясь от неё, он сделал пальцами магический знак «горка», потом знак «соколёнок», спрыгнул с галереи и ушёл[189]. Исправляя положение, он сложил веер в дощечку-сяку[190] и подумал: «Вот уж не думал — тёщу увидел! Ну и стыд!»

Он перемахнул через забор из тонких досок у галереи, и хотя его сердце осталось в Яхаги, его тело вместе с торговцем золотом Китидзи отправилось дальше на восток. Увы, Ондзоси, как положено в этом мире слуге, в правой руке нёс меч Китидзи, свой же старинный знаменитый меч, передававшийся в роде Минамото многие поколения, прятал на левом боку. Он старался затеряться среди сорока двух вьючных лошадей, держа в руках непривычную ему бамбуковую палку-кнут. Как горько, что ему пришлось стать слугой! Теперь опишем, какие же знаменитые места они миновали[191].

Печален и тяжек путь

в Тоотоми — Дальнюю бухту.

От моста Хомана — будто душа —

влечётся в вечерний залив чёлн.

О, тяготы путешествия!

Дует ветер в ветвях сосен,

У входа в залив

слышен плеск волн.

Вечер сжимает сердце

тоской в груди.

На постоялый двор Икэда пришли.

С постоялого двора Икэда ушли.

Никто не знает конца пути.

Вдаль взгляни.

Что там, вдали на ветках —

цветы или, может, снег?

К своей любви ты ещё не привык,

но в Суруга,

Хоть Уцу-Явью зовётся гора,

любимую не увидеть вовек[192].

Миновали тропинки узкие Цута[193],

пришли в горы Саё — Ноченька.