Удивительное дело! Боги и будды помогли ей, слёзы, которые проливала Дзёрури, попали Ондзоси в рот и сделались эликсиром бессмертия. Ондзоси чуть слышно вздохнул.

Ободрённая Дзёрури дала обет божествам: «Сото Гонгэн в Идзу[200], Великий бог трёх островов в Мисима![201] Проявите сострадание! Если этот человек сейчас вернётся к жизни, все семь сокровищ, которые имеются в Яхаги, я преподнесу вам. И ещё сотку занавесок для божницы из тёмно-синей парчи шестьдесят шесть штук, преподнесу триста тридцать три ленты-завязки для паломниц длиной в восемь сяку, триста тридцать три парика с волосами длиной в пять сяку, триста тридцать три восьмиугольных китайских зеркала, да ещё приложу ящички для косметики с двенадцатью отделениями. Соберу сто стрел с птичьим оперением, чтобы соединить их в ограду храма. Преподнесу отделанные золотом мечи, чтобы сделать из них перила в храме. Соберу сто отделанных серебром мечей-тати для строительства тории. Преподнесу тридцать три штуки белых доспехов „дейция зубчатая“ и тридцать три шлема, что называются белыми[202]. Вплетя в гривы коней красные нити, преподнесу их числом тридцать три».

Мимо проходили шестнадцать горных отшельников[203].

— Давайте мы поможем вам своими чудесными умениями, коими овладели в странствиях, — предложили они.

Отшельники стали возглашать заклинания. Дзёрури несказанно обрадовалась, они с Рэндзэй поддерживала Ондзоси с двух сторон, плакали и смеялись. Невозможно сказать словами, что пережил Ондзоси в это время! Он был как во сне, рукава его одежд, уже превратившиеся в тряпьё, были настолько мокры от слёз умиления, что их можно было выжимать.

Таща за собой Ондзоси, женщины двинулись в сторону дымка, поднимавшегося над сложенной из хвороста хижиной далеко в горах. Они хотели попроситься переночевать там. Из хижины вышла монахиня лет восьмидесяти.

— Ты такая молодая! Скажи, откуда и куда ты идёшь? Знаешь, ведь и у меня был сын, ему не было ещё и двадцати лет. Но, как часто случается, он простудился и умер, унёс его ветер бренности. Теперь уже три раза по семь дней минуло. Путешествия бывают такими трудными. Моя хижина неприглядная, убогая, нищая, но всё равно — проходите.

Монахиня предоставила им ночлег. Дзёрури молитвенно сложила руки. Говорила ли с ней настоящая мать Ондзоси или это было воплощение будды Якуси? Монахиня, стоявшая перед ней, плакала. Дзёрури же возрадовалась. Из мешочка-оберега, висевшего у неё на шее, она достала золотую монету и преподнесла её монахине. Радости монахини не было предела. Женщины так заботились об Ондзоси, что проведя двадцать дней в хижине, где они лечили его и выхаживали, он стал прежним Ондзоси. Вот чудо так чудо!

И вот Ондзоси промолвил: «Уж и не знаю, чему уподобить милосердие, которое ты проявила ко мне на этот раз. Если сравнить с горой, то и вершина Сюмисэн[204] покажется ниже; если уподобить морю, то твоя сострадательность будет глубже самого синего моря. Мне кажется, что, если нам с тобой суждено расстаться, мы и мига прожить не сможем. Но всё же ты теперь должна вернуться в Яхаги. А мне надлежит отправиться на восток».

Тем временем Ондзоси, догадываясь о том, чего желала Дзёрури, терзался сомнениями: «Мне бы и самому хотелось назвать своё имя», — думал он, решая, так ему поступить или иначе. Тысячу и ещё сто раз он спрашивал своё сердце и менял решение. «Если она узнает, кто я, не станет ли ещё больше сожалеть о расставании?» Наконец, он решил: «Пусть даже известие о том, кто я, просочится в мир. Какая разница, что будет завтра? Я хочу назвать своё имя!» Он сказал: «Ты ведь хочешь узнать моё имя? Я благодарен тебе и сделаю, как ты желаешь: я назову себя прямо сейчас. У Ёситомо восемь сыновей, Токива родила троих, меня называли Усивакамару[205]. В семь лет я отправился в храм Курама, стал учеником преподобного Токобо, теперь я уже прошёл обряд совершеннолетия, меня зовут Минамото-но Куро, а имя мне дали — Ёсицунэ, лет мне пятнадцать. Попросив об одолжении торговца золотом Китидзи, я отправился с ним в Осю. Если моя жизнь ещё продлится, то примерно в это же время в будущем году я обязательно отправлюсь назад в столицу, тогда я непременно наведаюсь к тебе. — Ондзоси не мог сдержать слёз. — Пусть хотя бы вот это напоминает тебе обо мне».

Ондзоси протянул Дзёрури написанную на украшенной золотом бумаге «Сутру Каннон»[206]. А ещё он прочёл сочинённое им стихотворение:

Лёгкий запах, что хранит бумага,

Пусть напоминает

О мимолётной любовной встрече.

Не забывай меня,

Я не забуду тебя.

Дзёрури выслушала и, сдержав слёзы, ответила:

И встречи, и расставания

В этой жизни,

Похожей на сон,