надо разделить эти два понятия: Средневековье не равно христианству. Те, кто борются со Средневековьем, не враги христианства; всё наоборот. Очень важная мысль! Переворачивает стандартные примитивные стереотипы, отождествляющие прогресс с безверием, а веру с церковным официозом. И вот мы видим огромное количество подобных примеров (я говорю в основном про Россию, но можно было бы говорить также про другие страны), я уже привел разные примеры. И Блок с поэмой «Двенадцать», и Ге со своими картинами, и Репин с его полотнами. Наконец, такой выдающийся продолжатель Соловьёва, называвшим себя «христианским мистическим анархистом», как Николай Бердяев.

Николай Бердяев пишет (приведу маленькую цитату из его автобиографии): «В свободе сокрыта тайна мира. Бог захотел свободы, и отсюда произошла трагедия мира. Свобода в начале и свобода в конце. В сущности, я всю жизнь пишу философию свободы, стараясь её усовершенствовать и дополнить. У меня есть основное убеждение, что Бог присутствует лишь в свободе и действует лишь через свободу. Лишь свобода должна быть сакрализирована, все же ложные сакрализации, наполняющие историю, должны быть десакрализированы. Я сознаю себя прежде всего эмансипатором, и я сочувствую всякой эмансипации». И дальше (очень внимательно!) фраза Бердяева: «Я и христианство понял и принял как эмансипацию. Я изначально любил свободу и мечтал о чуде свободы <…> Я никогда не мог вынести никакой зависимости». Ну, и так далее. Смотрите: «Я и христианство понял и принял как эмансипацию»! Он говорит, что христианство несовместимо ни с какой властью, иерархией, церковью официальной, начальством, императором, догматикой.

Бердяев спрашивает, в чём несчастье исторического христианства? В том, что когда христианство формировалось, церковь формировалась и т. д., люди перенесли на отношения человека и Бога отношения азиатского деспотизма. То есть было заявлено, что Бог – тиран, деспот, а человек – раб. Как азиатский деспот и раб. Но, если Бог – деспот, то хочется восстать. В человеке есть то, что Бакунин называл «святым инстинктом Бунта». Стремление к самоосвобождению от любых оков, в том числе и от Бога, понимаемого как оковы. У Бердяева есть фраза, которую я очень люблю. Он говорит, что «атеизм – это наказание за наше рабское представление о Боге», что Бог хочет от человека вовсе не послушания, а творчества. Бог – творец, он создал мир из ничего. И всё, чего он от нас ждёт, – подвига сотворчества. То есть опять Бердяев совершенно переворачивает господствующий взгляд на отношения Бога и человека. Бог не деспот, не хозяин, человек не раб. Бог – творец, человек – сотворец. Бог призывает человека не к послушанию, не к повиновению, не выстраивает с ним иерархических отношений, а призывает его исключительно к свободе, к освобождению, к творчеству. Творец призывает человека к сотворчеству. Вот что говорит Бердяев.

Это были некоторые примеры из XIX в., но можно перейти в XX век. И мы опять видим очень много различных течений: социальных, философских, религиозных. Они трактуют христианство в эмансипаторском духе, в духе не послушания, а бунтарства, творчества, свободы. Я не буду приводить исчерпывающий перечень, повторюсь: в самом начале я сказал, что у меня нет задачи всё описать и всех осветить. Но вот Генри Дэвид Торо, который ушёл из душной цивилизации, критиковал технику, душные города, построил шалаш и прожил несколько лет рядом с прудом и потом написал книжку «Уолден. Или жизнь в лесу», где противопоставляет дурацкой цивилизованной иерархической буржуазной жизни людей в больших душных городах вольную жизнь наедине с природой, с Богом. Торо, который задолго до Толстого провозгласил идею гражданского неповиновения, призвал не поддерживать власть, не служить в армии, не платить налоги. И сам сел в тюрьму за такой акт. И который был христианским анархистом и одним из предтеч хиппи XX века. Одним из величайших писателей, философов и романтиков Америки XIX века.

Можно вспомнить такое интересное течение, как «персонализм» во Франции. С ним как раз сотрудничал Бердяев. Это Эммануэль Мунье и другие. Они сказали: мы против капитализма, но мы против и марксизма. Капитализм – это бездуховно, несправедливо, античеловечно, мещанство, конкуренция, вражда. А марксизм – слишком плоская и материалистическая философия. Нет, мы хотим свершить в обществе и культуре социальную, коммунитарную, личностную революцию. Мы хотим, как говорил Мунье, «возродить Возрождение». Мы хотим совершить переворот в этом обществе, но не марксистский переворот. А переворот, связанный с обновлённым социальным и личностным христианством. И возникает мощное течение французского персонализма, такого левого христианского социализма. Оно сыграло огромную роль в 68 году, в революции «Красного мая».

Я уже упоминал такое мощное движение, как «Теология освобождения». Огромное движение, прежде всего в Латинской Америке, которое обращается к христианству, но при этом стремится не выстроить иерархию (оно даже было в конфликте с официальным Ватиканом). Возродить низовую приходскую жизнь, дойти до каждого бедняка, каждого нищего, построить общество социальной справедливости, равенства, свободы. Повторяю: я не великий теолог/религиовед/богослов и т. п., просто все эти примеры показывают, что христианство – это вовсе не обязательно (как я и сказал вначале) сила охранительная, консервативная, реакционная, державная. Очень часто оно выступает как сила как раз бунтарская, освобождающая, эмансипаторная, коллективистская и т. д.

И вот я сказал, что начну лекцию с конца, то есть с XIX–XX вв. А теперь обратимся к началу всё-таки.

Само слово «анархизм» возникло только в начале XIX века. Дело не в «измах», но давайте обратимся к самому Христу, его ученикам и первым проповедям. Посмотрим, насколько есть основания находить это у него. Я вовсе не объявляю, что это единственная трактовка христианства. Для тех, кто пришёл на эту лекцию позже и не слышал вступления в начале, хочу специально повторить: моя лекция (обзорная и беглая, конечно,) не претендует на то, чтобы рассказать всё про всё христианство, – но только об определённом прочтении христианской традиции. О её возможности.

Так вот, смотрите: появляется в римской провинции Иудее человек, который начинает говорить такие странные и удивительные вещи. Про то, что он сам и все другие люди – дети Божьи. И Царство Божье, противоположное Царству Кесаря, в душе каждого человека. Что люди должны создать радикально новое сообщество. «Оставь отца своего, мать свою, и следуй за мной». Что людям (всем людям, независимо от происхождения) открыто Царство Божье. Что богатые не могут спастись, поскольку надо выбирать или Бога, или маммону. Что надо возлюбить своих врагов. Что надо отдать ближнему последнюю рубашку и подставить гонителям последнюю щёку. Что надо оставить свою семью и раздать всю свою собственность, и жить, как «птицы небесные, которые не жнут и не сеют, а сыты бывают».

И