– Потому что мы не рвем на себе одежду и не посыпаем головы пеплом? Я тоже любила отца… но сейчас мой долг – вытащить маму из тюрьмы. И вот еще что: Алекс, наверное, и не задумалась о том, что отцу всегда претила помпезность. – Дафна поежилась. – Церковь, открытый гроб. Господи, о чем она думала, устроив этот мрачный спектакль?

Китти почти пожалела, что сама не занялась похоронами, но в тот момент, подавленная случившимся, даже не помышляла, что сестра устроит из похорон голливудское шоу.

– Она старается сделать как лучше. Так же как мы с тобой. – Китти тяжело вздохнула. У нее не было ни сил, ни желания размышлять о мотивах, побудивших Алекс к этому.

Китти отъехала от церкви и, посмотрев в зеркальце заднего вида, проводила взглядом одинокую фигурку Дафны, стоявшей у входа. Впервые за эти дни она со всей силой ощутила горечь невосполнимой утраты. Отец умер… Господи, он умер! Никто не тронет ее за плечо и не скажет: «Простите, это была ошибка». Это не сон, и ей не вырваться из мрачной реальности.

В памяти Китти всплыла картина из раннего детства: отец подбрасывает ее на руках, она смеется и визжит. Глаза у него голубые, как озера, которые Китти видела из окна самолета, когда они летали навестить Нану. В таких глазах можно утонуть. «Ну, как поживает мой самый рыжий рыжик?» – рокочет знакомый бас, и Китти снова смеется, потому что знает: она его единственный рыжик. Пытаясь увернуться, Китти хохочет, но когда отец внезапно опускает ее на землю, ей кажется, что она только что летала и вдруг упала с небес.

«Неужели тебе было мало нашей любви, папа? Тебе было мало маминой любви? Ты любил этих женщин или же это всего лишь инстинкт охотника?» Китти вдруг поняла, что почти ничего не знает о том, каким отец был на самом деле. Ее затрясло.

Свернув с Локест-авеню, она остановила машину на стоянке недалеко от парикмахерской и пиццерии, немного пришла в себя и двинулась дальше.

Проехав около мили, Китти свернула на Бишоп, пропустив поворот на автостраду. Резкий запах со стороны грибной фабрики ударил ей в нос. Через несколько поворотов Китти увидела небольшой поселок из маленьких домиков, огороженных сеткой.

Солнце только что село, сгущались сумерки. Должно быть, обитатели домов сели ужинать. Следовало позвонить заранее. Хизер может не понравиться, если Китти вдруг появится у нее на пороге без приглашения. Незачем навлекать на себя ее недовольство.

Тем не менее она продолжала поиски дома, сверяясь с адресом, нацарапанным на клочке бумаги неровным детским почерком. «Наверное, так чувствует себя наркоманка», – подумала Китти. Сердце колотится как бешеное, нервы натянуты как струна. Она знает, что делает глупость, что это убьет ее… но ей уже все равно.

Медленно продвигаясь по темной улочке, которую со всех сторон обступили деревья, Китти пыталась разглядеть номера домов на почтовых ящиках, но цифры стерлись от времени.

Наконец она нашла дом Хизер. Он стоял напротив пустующего участка, заросшего бурьяном. Разросшиеся деревья, обветшалый заборчик из штакетника и ржавые качели во дворике указывали на то, что здесь живет семья. Приглядевшись, Китти увидела ухоженный газончик и желтый старенький грузовичок, нагруженный сухими ветками.

К чему приведет ее неожиданный визит? Вечером того дня, когда она пригласила их на ужин, Хизер вела себя дружелюбно, да и Шон оттаял и рассказал о своем приработке – он стриг городские деревья и кустарники – и занятиях в университете. И эту идиллию разрушил звонок Алекс…

Надо бы подождать еще несколько дней – Хизер и сама поймет, что Китти ни в чем не виновата и не имеет никакого отношения к тому, что случилось.

«А вдруг уже ничего не поправить?» – шепнул внутренний голос.

Вздохнув, Китти вышла из автомобиля и медленно двинулась к дому. Но не успела она дойти до крыльца, как из темноты раздался низкий мужской голос:

– Ее нет дома.

На фоне желтого грузовичка Китти заметила силуэт мужчины. Его небрежно-ленивая поза показалась ей знакомой. Огонек сигареты описал неторопливую дугу, отбрасывая отблески на лицо Шона.

– А когда Хизер вернется, не знаете? – спросила Китти с замиранием сердца.

– Это без разницы. Она не хочет вас видеть, – презрительно бросил он.

Но Китти не так-то легко было смутить. В конце концов, по возрасту он вполне мог бы быть ее младшим братом.

– Понимаю, Хизер сейчас нелегко, – сказала она. – Но если бы я объяснила ей все…

– Не надо нам ничего объяснять, – грубовато перебил ее Шон.

Он вышел из темноты на слабо освещенную тропинку, ведущую к дому, как и прошлый раз одетый в потрепанные джинсы и свитер с закатанными рукавами. На руках – следы древесной смолы, волосы влажные – должно быть, Шон только что принял душ.

– Можно, я зайду к вам на минутку? Мне что-то нехорошо, – пробормотала Китти, внезапно почувствовав ужасную слабость. Казалось, она вот-вот упадет.

Его темные глаза окинули ее настороженным взглядом – он, вероятно, считал, что Китти притворяется с какой-то целью. Но наверное, вид у нее и впрямь был неважный, поскольку Шон угрюмо кивнул и сделал ей знак следовать за ним.

Китти прошла по дорожке, посыпанной гравием, в дальний угол двора. Высокий деревянный забор почти скрывал от глаз автостраду, пролегавшую сразу за домом, но не спасал от яркого света фар проносящихся мимо автомобилей и рева двигателей.

Справа, почти у самого забора, стоял небольшой домик, который Китти поначалу приняла за сарайчик. Шон направился к нему, и Китти поняла, что это его жилище. «Ну да, он ведь уже не ребенок, – подумала она. – И дома-то Шон живет только ради Хизер и больного отца».

– Раньше тут жил художник, а это была его мастерская, – пояснил Шон, слегка усмехнувшись и словно удивляясь, что творческий человек мог обитать в такой дыре. – Кухни нет, зато есть водопроводный кран и туалет.

Над входом на веревке висел тибетский колокольчик, и перезвон его латунных трубочек приветствовал гостью.

Комната, в которую вошла Китти, была на удивление уютной: на полу лежал двуспальный матрас, с высокой табуретки свешивались побеги филодендрона, на стене висели одежда и несколько полок, уставленных потрепанными томиками в бумажных обложках.

Она взглянула наверх и застыла как завороженная. Над головой сияли звезды и месяц – крыша бывшей мастерской была застеклена.

Шон проследил за ее взглядом и с гордостью заметил:

– Да, я сплю под открытым небом, и мне не нужен будильник.

Сквозь жалюзи на окнах пробивался свет фар автомобилей, низкий рокот моторов то нарастал, то затихал вдалеке. Но Китти этого не замечала. Она стояла, запрокинув голову к потолку и любуясь звездами на бархатном небе.

Внезапно пол покачнулся у нее под ногами, как палуба корабля, комната почему-то накренилась набок, Китти рухнула на матрас, больно ударившись локтем о ножку стола, и слабо вскрикнула от боли. Все поплыло у нее перед глазами, в ушах зашумело.