А мне в ночь после похорон приснился сон, который я не забуду никогда. Я иду по пустынному китайскому кварталу, ни одного человека. Оглядываюсь — стоит Володя и зовет меня. Я убегаю от него. Добежал до таверны, захожу внутрь, а там дверь, в центре которой вырезанное ромбиком окошко. Запираюсь изнутри, оглядываюсь вокруг — все помещение отделано деревом. И вдруг в этом окошке появляется лицо Володя. Он мне говорит:

— Спасибо тебе за дом!

И исчезает.

Проснувшись утром, я понял, что так он меня поблагодарил за гроб, на который я дал денег. Больше Володя Петров мне ни разу не снился…

Через некоторое время я приехал на гастроли в Калининград. Естественно, первым делом вместе с моим директором Сашей пошли на кладбище. Я лишь примерно знал, где находится Володина могила — он был похоронен рядом со своей мамой. Иду и вслух говорю: «Вовка, помоги, я не помню, где ты лежишь…» И тут Саша берет меня за плечо:

— Стой, куда ты идешь? Ты же стоишь у его могилы…

Конечно, мы рыдали. А потом, вечером, я вышел на сцену. И посвятил это выступление ему — моему другу Володе Петрову.

Моя первая муза (Алла Пугачева)

Начало девяностых. Я уже несколько лет очень популярен: концерты, аншлаги, гастроли, поклонники… Я приезжаю в Ялту. Летний театр. Полный зал народа. За кулисами царит необыкновенно теплая атмосфера.

Начинается концерт. Я выхожу, работаю свой первый образ, Чарли Чаплина. Номер очень лирический. И вдруг слышу — в зале пошел какой-то шум. Ничего не могу понять. Бегу переодеваться за кулисы, краем уха слышу, как работники сцены перешептываются: «Она пришла…» Но мне не до того, я на сцену, продолжать играть. Работаю второй номер и мучаюсь — кто же эта «она»? Шум-то был. Вбегаю опять за кулисы, спрашиваю — так кто же??

— Пугачева в зале!

— Кто????

— Пугачева с Киркоровым. В ложе сидят. Только что приехали.

У меня ноги подкосились. Я ждал этого пять лет, по-разному представлял, как случится наша встреча. Но в итоге, конечно, все получилось совсем иначе.

С Филиппом мы на тот момент были уже знакомы, еще с тех пор, как он пел свою первую песню «Кармен». Мы встречались на фестивале «Песня года», в конце 80-х — начале 90-х.

Оказывается, они с Аллой Борисовной в тот момент отдыхали в Севастополе, и Филипп, узнав, что у меня концерт в Ялте, предложил съездить. А мне ничего не сказал, не предупредил.

Заканчивается первое отделение. А номер с Пугачевой у меня во втором. Я там очень смешно попой вперед спускаюсь в зрительный зал. И вот я думаю, как же мне ее работать, когда Примадонна в зале? Сейчас как придет, как выпишет мне… по полной программе. С этим переживанием я просидел в гримерке весь антракт, ожидая, что кто-нибудь войдет. Но никто не пришел. Концерт завершился овациями. Куча цветов — на сцене, за кулисами, толпа поклонников на улице стоит…

Я пришел в гримерку, сел. У меня бутылочка шампанского припрятана. Жду — нет. Полчаса ждал. На нервах. Не пришла… Вдруг стук в дверь. А дальше как в кино: первыми влетают журналисты с камерами, суета, вспышки фотоаппаратов! Входит Алла Борисовна, с огромным букетом цветов, точнее, с кучей разных букетов. Кидает все их на пол и говорит:

— Песков, это тебе! Просили передать!

Я обалдел настолько, что не мог вымолвить ни слова. А она как ни в чем не бывало продолжает:

— Почему меня так мало в концерте, всего один номер?

Кое-как собрался с духом, протягиваю ей буклет, у меня были такие, рекламные, говорю:

— Это вам, Алла Борисовна, на память, со знакомством…

Она взглянула:

— Красивые костюмы. Но почему меня так мало?!

Проговорили минут сорок — о жизни, о любви. Камеры снимают, народ смотрит, толпа стоит, двери нараспашку… Вдруг Алла Борисовна говорит:

— Ну ладно, я пошла. Давай с тобой придумаем что-нибудь.

Повернулась и направилась к выходу, и тут я с ужасом понял, что даже не подал ей стул! И шампанское… на подоконнике! Кричу вслед:

— Алла Борисовна, у меня же тут шампанское для вас!

Она обернулась, посмотрела на меня:

— Молодой ишшо!

И пошла.

Вот такое у нас было первое знакомство. Потом она пригласила меня на «Рождественские встречи», и мы очень подружились.

* * *

На самом деле я познакомился с Аллой Борисовной значительно раньше, только она об этом, конечно, не знала.

Как вы помните, я понял точно, кем хочу быть и куда поступать, еще в школе. Тогда же от мыслей перешел к реальным делам. Я пошел в аптеку, купил марлю, своими руками сшил из нее балахон. И… стал Пугачевой. Именно в этом образе я впервые вышел на сцену — сначала школы, потом училища (да-да, перед комиссией я выступал именно в том самом марлевом балахоне).

Потом у меня появился первый настоящий концертный костюм, тоже для образа Пугачевой. Он был очень красивый, но ужасно тяжелый. Я сшил его из толстого-толстого атласа синего, такого электрического цвета. В нем я работал на дискотеках по Москве, в свободное от учебы время.

Потом была армия, там мне тоже этот образ пригодился, конечно, костюмы там были другие, из подручных средств. Ну и, конечно, с тех пор, как я стал пародистом, образ Аллы Пугачевой — один из краеугольных камней моей программы.

* * *

Как-то на день рождения я пошил для Аллы Борисовны Пугачевой концертный костюм. То есть я придумал, а мои мастера сшили. Цвета шоколада, весь в камнях Сваровски, в рубинах, очень красивый. И шляпа к нему еще была совершенно шикарная, летняя. Однажды я увидел аксессуары от костюма на Кристине, по телевизору.

Встретились с Пугачевой, я спрашиваю:

— Алла Борисовна, а что вы в моем костюме не выступаете?

— Песков, ну он настолько роскошный, как торт. Аж приторно его жрать.

И это было сказано совсем не обидно, как она умеет, с присущим только ей юмором.

Мы очень много работали вместе. Одни из «Рождественских встреч» снимались в Театре оперетты. Съемки проходили в три дня. Три вечера подряд я работал на сцене, имел грандиозный успех, а Алла Борисовна смотрела на меня из ложи. Когда же я решил посмотреть телеверсию «Рождественских встреч», оказалось, что моего выступления там нет. Вообще. Его вырезали. Я, конечно, расстроился и спросил Пугачеву — почему?

Она ответила, как всегда, максимально честно:

— Ну нельзя лучше меня работать. Как я могла допустить такое, ты сам-то подумай?

— Все-все, молчу-молчу…

И это была для меня — высшая оценка.