Второе сомнение полковника было сродни современной форме ереси. Ересь эту Мотыльков держал в строжайшей тайне даже от собственной жены. Сергей Васильевич опасался, как бы за подобную точку зрения его, орденоносного ветерана, не приговорили к аутодафе прямо на центральной площади Староболотинска, аккурат напротив чудом пережившего все политические катаклизмы памятника Ленину. Или предали анафеме как святотатца.

Крамола в мыслях полковника заключалась следующая: вопреки стойкому официальному мнению, Мотыльков был уверен в том, что миротворцы ведут на Земле тайную игру и пускать в нее землян не намерены даже в качестве зрителей.

Странно, но иногда Сергею Васильевичу казалось, будто он один видит миротворцев в этом неприглядном свете. Все же остальные – коллеги, друзья, журналисты, политики – благоговеют перед спасителями планеты и считают их кем-то наподобие добрых божеств. Мотыльков миротворцев богами не считал, относился к ним хоть почтительно, но с опаской и завел себе нечто вроде хобби – наблюдать за братьями по разуму и фиксировать все нюансы их загадочного поведения.

Главная нестыковка между словом и делом миротворцев напрягала полковника с самой зимы. Помнится, еще на Встрече Миров их бородатый лидер с труднопроизносимым именем (Мотыльков даже не пытался запомнить эти длинные и корявые имена наподобие Теториосанектифаргениус) обещал одарить братьев-землян огромным количеством прогрессивных технологий, однако, кроме мелких и в принципе не особо полезных новинок – кое-что в электронике, медицине, металлургии, – покровителями Земли подарено не было. А казалось бы, перед угрозой такого свирепого врага, как рефлезианская раса, земляне просто обязаны были получить от них высокотехнологичное оружие, скоростной и маневренный транспорт, более совершенные приборы слежения и обнаружения…

Ничего этого Мотыльков пока не наблюдал, по крайней мере, в своей сфере деятельности. Да, выделили миротворцы продвинутой бригаде «Ля Плейн Омбр» несколько аквариумов для содержания рефлезианцев, а в основном просто помогают, давая элементарные советы. И это несмотря на то, что все поставленные миротворцами условия земляне выполнили: санкционировали им беспрепятственное передвижение по всей территории планеты и подарили остров в Карибском море для резиденции. Но что опять вызывало подозрения, ни один землянин на тот остров не допускался, даже ближайшие соседи миротворцев кубинцы.

Братья по разуму – как высокопоставленные «летуны», так и их рядовые бойцы – путешествовали по Земле без эскорта, всюду вмешивались в дела землян, разве что пока делали это тактично и с разрешения.

Плюсы подобной политики Человечества выражались в том, что миротворцами были погашены очаги многих застарелых конфликтов. Само появление всемогущих миротворцев в зоне военных действий сводило на нет любую войну: оружие начинало мазать, а бронетехника – выходить из строя; возможности, которые «голубым каскам» ООН и не снились.

К минусам относилась невозможность уследить, чем занимается в твоей «комнате» «старший брат»: просто картинки на стенах разглядывает или шарит по ящикам твоего стола…

Полковник Мотыльков всматривался в скрытные лица миротворцев и предполагал второе. Именно потому, что они – «старшие братья», а старшие братья всегда уверены, что им в отличие от младших дозволено очень многое.

В Ницце миротворцы вели себя таким же образом.

Однажды в аналитический отдел «Тени» поступила ориентировка на некоего Жака Бриоля – аспиранта одного из местных институтов. Мсье Бриоль давно покрыл себя в Интернете славой ярого ниспровергателя таких незыблемых теорий, как география материков. Он смел утверждать, что все географические карты планеты лгут по вине глобального заговора тайного мистического ордена.

По мнению Мотылькова, Жак Бриоль был обычным безумцем с напрочь сорванной крышей, каковых и до появления миротворцев на Земле насчитывались десятки тысяч. Аналитический отдел бригады считал аналогично и хотел было отправить ориентировку на аспиранта в корзину, но не успел, и она попала на глаза кому-то из братьев по разуму.

Жак Бриоль заинтересовал покровителей Земли настолько, что в Ниццу из их карибской штаб-квартиры были в срочном порядке присланы двое высокопоставленных миротворцев: женщина, что не так давно проводила проверку староболотинской СОДИР, и угрюмый широкоплечий коротышка с отталкивающей внешностью бульдога. Помешанного на глобальных заговорах аспиранта немедленно приволокли в офис «Сумеречной Тени»…

…И вот тут началось самое любопытное! Миротворцы стали обращаться с задержанным преувеличенно вежливо, выделили ему на секретном подвальном уровне кабинет, обставили тот компьютерами и засадили недоумевающего Жака за работу.

Сильнее аспиранта недоумевали только сотрудники «Сумеречной Тени», поскольку вся суета вокруг невзрачного программиста проходила совершенно без их участия. Кабинет задержанного, более походивший на камеру, охранялся круглосуточно и исключительно миротворцами, подобно солдатам почетного караула, носящими на поясах громадные дурацкие сабли. Миротворец-»бульдог» и его коллега подолгу пропадали за закрытыми дверями этого кабинета-камеры, а о чем они там с Жаком секретничали, сотрудниками «Тени» не обсуждалось. Да и никто, кроме миротворцев, туда не допускался.

Разумеется, существовала официальная версия событий, которой миротворцы снабдили любопытствующих землян: Жак Бриоль имел выход на рефлезианское командование и после ряда недоступных скудоумию землянина процедур мог указать точные координаты генштаба рефлезианцев. Само собой, сотрудники «Тени» отговоркам поверили, поскольку если бы даже не поверили, то что бы изменилось?

Мотыльков также сделал вид, что поверил, хотя в своем мысленном дневнике к строке «Миротворцы явно что-то недоговаривают…» приписал: «Готов поклясться честью офицера!»

Коллеги-французы, с которыми Мотыльков и его напарник Степан успели сдружиться, уже кололи себе дырки для орденов: еще бы, ведь не где-нибудь, а в их скромном офисе начала коваться победа над самым коварным врагом Человечества! И снова полковника посетили подозрения, что только он один замечает за миротворцами их извечную скрытность. Подозрения укреплялись и медленно, подобно растущему кристаллу, перерождались в стойкие убеждения.

«Все-таки на войне легче, – размышлял Сергей Васильевич, стоя глубокой ночью на балконе гостиничного номера, куря сигарету и глядя на мерцающие во мраке огни порта. – Я знаю врага, враг знает меня. Где-то играем вежливо, где-то грубо – как требует ситуация. На этой войне враги и друзья вроде бы тоже обозначены, однако почему за врагами не числится ни одного убийства землянина – даже тогда, при штурме Ассамблеи ООН, когда американский спецназ уничтожил десятки рефлезианцев? Да, враг скрытен, но он умный враг, ему положено таковым быть. Так поди ж ты – друзья-то еще таинственнее! Что мы вообще знаем о миротворцах? Только то, что они сами нам рассказали! Кто поручится, что в действительности все так и есть?.. Голова раскалывается! А еще хренов наркоман, который половину Нью-Йорка разгромил… Нет, не могу я ошибаться – он это и никто иной. Может, сбежал из тюрьмы и прибился к рефлезианцам? Пожалуй, самое логичное объяснение…»