Но уже весной 491 года пришло известие о том, что 9 апреля император Зенон умер в Константинополе своей смертью в возрасте 65 лет.

Большинство современников, а также и историков более позднего времени относились к этому императору (и относятся до сих пор) без всякой симпатии. Он, несомненно, не принадлежал к числу правителей талантливых и удачливых. Население столицы было настроено по отношению к нему недоброжелательно, а зачастую и просто враждебно. Ему приходилось бороться с редким коварством, которое демонстрировали люди из его ближайшего окружения. И несмотря ни на что, Зенону удалось одержать верх над двумя самозванцами, добиться явного успокоения распрей на почве веры и избавить страну от угрозы нападений остготов.

Умирая, он не оставил наследника трона. Кому же суждено было им стать — и по чьему выбору?

Anastasius

Ок. 430 г. — 9 июля 518 г.

Правил с 11 апреля 491 г. до смерти

10 апреля 491 года, то есть уже на следующий день после смерти Зенона, толпы столичных жителей собрались на огромном ипподроме в ожидании — кому же достанется багряница, кто станет следующим правителем? Тот же самый вопрос волновал и уже несколько часов заседавших во дворце вместе с патриархом Евфимием сановников и сенаторов.

Наконец в императорской ложе появилась вдова покойного, Ариадна. Она шла в церемониальном наряде в окружении высокопоставленных чиновников. При виде ее тут же раздались возгласы: «Дай нам православного императора!», «Да здравствует! Ариадна — победоносная августа!».

В этих выкриках горожане выражали свои симпатии к императрице, которая в тот момент единственная олицетворяла собой непрерывность династии, но одновременно в них прорывалось и охватившее всех беспокойство. В стране в то время было столько внутренних проблем, так много врагов угрожало ее границам, что от личности нового властелина империи и от того, как он будет править, зависело будущее каждого. А ведь законного наследника не было, и стать императором мог практически любой из сановников, не исключена была и возможность гражданской войны.

Когда стихли приветственные окрики, один из секретарей, стоя на ступенях ложи, зачитал воззвание Ариадны. В нем она заявляла, что, отвечая чаяниям народа, она уже поручила сановникам и сенаторам в полном согласии с отважной армией империи выбрать правителя — христианина и римлянина, наделенного всяческими достоинствами и не подверженного, насколько это возможно, свойственным человеку порокам.

Выбор этот, как далее гласило воззвание, совершенный в присутствии патриарха, должен быть честным, свободным от влияния каких-либо семейных связей и личных симпатий и антипатий, а также всяческих частных интересов, поскольку важность его для государства неоценима и от него зависит вся жизнь цивилизованного мира. Но сначала — утверждала императрица — должны состояться похороны покойного, память о котором следует свято чтить. Поэтому надо запастись терпением и не торопить с принятием решения.

Речь эта постоянно прерывалась одобрительными восклицаниями толпы в адрес императрицы и враждебными — в адрес городского префекта. Ариадна тут же поторопилась объявить, что она уже назначила нового префекта, Юлиана. Это свидетельствует о том, насколько сильна была тогда ее позиция и как послушно покорялись ее воле, хотя формально никаких прав она не имела. Однако именно она стала символом и источником власти. Затем императрица покинула ипподром и возвратилась во дворец, где совещавшиеся все еще никак не могли прийти к согласию. Нетрудно себе представить, что почти каждый (об одном из них мы точно знаем — это был брат покойного, Лонгин) жаждал быть облеченным в пурпур, поэтому все с подозрением смотрели друг на друга. Поэтому предложение одного из приближенных Ариадны доверить решение вопроса ей большинством было принято с облегчением — как единственный выход из зашедшей в тупик ситуации, и патриарх Евфимий отправился передать императрице просьбу высокого собрания.

В отличие от сановников Ариадна с решением не колебалась ни минуты, потому что она уже определилась с выбором кандидата. По ее поручению комит императорской гвардии отправился в один из частных домов, который занимал высокопоставленный придворный чиновник по имени Анастасий. Анастасия срочно доставили в консисторий (здание, где проходили заседания), и там он должен был провести ночь — еще не как император, но уже и не как частное лицо. Однако было приказано сохранить это в полной тайне.

Кем же был этот человек, в течение нескольких часов вознесшийся со средних ступеней чиновничьей карьеры на самую вершину власти?

Анастасий родился приблизительно в 430 году в городе Диррахий в Эпире (ныне Дуррес в Албании) в семье зажиточной, но не принадлежавшей к аристократии. Впоследствии, стремясь придать блеска его происхождению, в предки ему пытались записать великого полководца Помпея, за пятьсот лет до этого бывшего противником Цезаря, бои с которым он вел как раз под Диррахием. Об отце Анастасия мы ничего не знаем, зато нам известно, что мать его была ревностной манихейкой, а брат — арианином. В те времена бурных религиозных страстей подобное сосуществование в одной семье разных воззрений имело особое значение. С одной стороны, споры, которые не могли не вестись в таком доме, должны были пробудить в Анастасии тот интерес к теологии, который остался у него на всю жизнь. С другой стороны, он с детства приучался проявлять терпимость к чужим взглядам даже в таких щекотливых вопросах, а это весьма ценная и крайне редкая во все времена черта характера.

По каким ступеням поднимался в своей военной и гражданской карьере Анастасий, нам неизвестно, мы только знаем, что он входил в число придворных чиновников, которых тогда называли силенциарии (silentiarii) — то есть в буквальном переводе, те, кто следит за тишиной и порядком во дворце. Анастасий был начальником над силенциариями, но должность эта не принадлежала к числу очень высоких и была скорее почетным званием — чем-то вроде титула камергера в более близкие нам времена. Однако Анастасий не был членом сената, а это свидетельствует о том, что он не обладал достаточно большим состоянием.

В столице он был известен примерным благочестием и своим страстным увлечением теологией. Эта страсть проявлялась весьма оригинальным образом: в кафедральном соборе Святой Софии, куда он ежедневно ходил на богослужения, Анастасий регулярно произносил свои собственные проповеди, в которых явно прослеживались близкие к монофизитству взгляды.

Неудивительно, что это вызывало гнев Евфимия, который с 489 года был патриархом Константинополя и решительно поддерживал постановления Халкидонского собора. Именно по его повелению из собора не только убрали нечто вроде импровизированного амвона, с которого Анастасий читал свои проповеди, но и запретили ему даже переступать порог храма. С другой стороны, когда освободился патриарший престол в Антиохии, в качестве одной из кандидатур рассматривалась как раз кандидатура Анастасия. Он также пользовался огромным уважением городских жителей, его любили за щедрость, с какой он всегда жертвовал на благотворительные цели.