Она остановилась. Где она?

На несколько секунд у нее перехватило дыхание. Ее охватила паника.

Что-то в ней знало: уже слишком поздно что-либо менять. Ее просто-напросто занесет, если она попытается попасть на широкую улицу разума.

Еще одна попытка. «Ну хорошо, — благожелательно сказали голоса. — Потому что мы тебя любим».

И она снова поплыла против течения времени — очень сложный процесс для второй фазы, потому что такие понятия как время и пространство значат здесь очень мало. Когда-то, сегодня, но раньше, она снова была На Центральном вокзале, намотала пару кругов вокруг лотка с круассанами, но все же не решилась подойти. И в какой-то момент ее взгляд упал на электронное табло, на котором как раз плясали буквы и цифры. Когда они наконец успокоились, она смогла прочесть: «Кобург, путь № 6». И в этот момент голоса взяли верх.

Берит в одежде лежит на кровати, ее охватывает отчаяние. Она не боится Даннера, или Петера, или еще кого-нибудь, ее страх неконкретен. Ее чувство более размытое и вместе с тем всеобъемлющее. С той самой ночи в хижине она знает, что безопасность — это иллюзия. Ее жизнь разваливается на куски, а она только и может, что безучастно наблюдать за этим. Может ли она что-то сделать?

— Мы не можем помешать тебе заговорить. Но подумай еще раз, что произойдет в этом случае. — Голос Петера звучит у нее в ушах.

— Нам нельзя было лгать ради Даннера. Это неправильно.

— Ты можешь говорить такое только потому, что не доверяешь ему.

— Конечно нет! С чего мне ему доверять? После всего того, что я видела…

— Давай не будем об этом дерьме!

— Дерьме, вот как? У тебя, похоже, не все дома.

Самое страшное то, что Стробо сначала молчал, а потом — а чего ей еще было ожидать? — стал на сторону Петера.

— Берит, подумай хорошенько. Как это все будет выглядеть, если один из нас сломается?

— Ах! Вот это и все, что тебя волнует? Как это будет выглядеть? Ничего важнее для тебя просто не существует, да?

Ее голос звучит холодно, он срывается. Она ненавидит этот голос, он принадлежит той Берит, которую она раньше не знала, вообще не подозревала, что она существует.

И что теперь делать?

Моне кажется, что она — единственный пассажир на судне, которое, взревев двигателем, взяло курс на окутанный туманом остров. Мужчина в капитанской фуражке, прокомпостировавший ее билет на экскурсию, сказал, что сегодня последний рейс перед перерывом на зиму.

Мона стала на носу и перегнулась через выкрашенные в белый цвет перила, хотя здесь очень сыро и холодно, да и видимость плохая, потому что все съедает туман. Она смотрит на серую вспенившуюся воду. Много лет назад она уже была здесь, тогда стоял жаркий летний день, она была с парнем. Они сели на деревянную лавочку на палубе, прямо под палящим солнцем, болтали, и никто из множества туристов и хохочущих детей не обращал на них внимания. На Моне были узкие брюки из очень тонкого материала, и она помнит, как все пыталась втянуть животик, чтобы парень не заметил небольшую жировую складку.

Состояние влюбленности всегда вызывало у Моны много сложностей.

Может быть, дело в том, что ее внешность производила на мужчин ложное впечатление? Мужчины, насколько она могла судить из своего опыта, видели женщину с пышной грудью и немного ленивыми движениями; им казалось, что ее ничто не может вывести из состояния равновесия. Поэтому они думали, что она очень простая в общении и с ней хорошо в постели. Когда они знакомились с Моной ближе, выяснялось, что она человек серьезный и не очень остроумный. И в постели она тоже была не особо хороша, потому что с определенного момента не отзывалась на движения партнера, а отдавалась собственному ритму. Она просто не могла иначе, когда была возбуждена, и пока только Антон мог как-то с этим справляться. Остальные мужчины были недовольны, когда она начинала задавать ритм.

Секс — как танец, сказал один из них. Просто не получается, когда ведет женщина.

Воскресенье, вторая половина дня. Последний день пребывания Моны в Иссинге. Уже смеркается. Еще ни один ученик из сообщества Даннера не захотел поговорить с ней, и вообще никто. Вполне вероятно, что и не захочет. Такое ощущение, что ее нет. Уезжать нужно сегодня вечером, самое позднее, завтра утром, ничего так и не добившись, а ее коллеги будут рады посплетничать о ее неудаче. Она чувствует себя подавленной и одинокой, и мысль о том, что скоро снова придется спать в своей неприбранной, неуютной квартире, отнюдь не улучшает настроения. Мона вздохнула и стала думать о другом. Как всегда, она страшно устала. Под ней бурлит и клокочет разрезаемая носом вода, а от монотонного гудения мотора клонит в сон.

— Извините, — раздался сзади молодой ясный голос, и Мона, глаза которой как раз закрылись, вздрогнула. Потом повернулась, удивленная тем, что кроме нее есть еще пассажиры.

Перед ней стояла шестнадцатилетняя девушка со светлыми волосами до плеч, в коротком сером дорогом пальто. Она могла бы принадлежать к кружку Даннера, по возрасту подошла бы. Лицо порозовело от прохладного влажного воздуха, но глаза были усталыми и испуганными.

— Вы… та самая дама из полиции?

— Да. Я могу вам чем-то помочь?

Девушка стала рядом, облокотившись на поручни, и сказала:

— Я шла за вами больше часа. А вы и не заметили. — Она говорила ровно настолько громко, чтобы перекрыть гул мотора.

Мона не ответила. Мысль о том, что кто-то наблюдал за ней достаточно долгое время, была ей неприятна. Зачем преследовать ее? С ней можно было связаться в любое время.

— Кажется, вы любите бывать на природе, — сказала девушка светским тоном, немного натянуто улыбаясь.

Она облокотилась на поручни, как Мона, и посмотрела на нее сбоку.

— О да, — только и сказала Мона, глядя прямо перед собой. Она просто терпеть не могла, когда комментировали ее привычки и манеру поведения. — Послушайте-ка… Вы, собственно, кто?

Реакция девушки и удивила ее, и в то же время не была неожиданной. Ее лицо побелело как простыня, она так резко сглотнула, что было видно, как дернулся кадык.

— Вы боитесь, — сказала Мона, ощущая легкий триумф.

Эта ситуация — появление нервной свидетельницы — была знакома ей, она снова почувствовала себя в своей тарелке. Но дело было не только в этом. Примешивался еще и охотничий азарт. Теперь она была уверена, что прокуковать тут все выходные было правильным решением.

Девушка, стоявшая рядом с ней, уже не была такой бледной и стала казаться более покорной, чем раньше.

— Я могу помочь вам, если вы расскажете мне все, что знаете, — сказала Мона.

Это была стандартная фраза, но она, как правило, оказывала нужное действие.