Олег Николаевич Колошко постоянно нуждался в деньгах. Собственно, все люди в них нуждаются. Но у большинства аппетит притупляется зарплатой. А у Олега Николаевича, казалось, система удовлетворения дала сбой. Или была в ней какая-то брешь. Деньги утекали. При этом голубой мечтой капитана было заработать один раз столько, чтобы потом о деньгах не думать вообще. Жить с процентов. Ему казалось, что где-то этот куш рядом. Только надо на него выйти. О том, за что такие деньги платят, он не задумывался. Потому что чувствовал в себе вполне стойкую уверенность, что может сделать все, что угодно. И надо-то — всего разок.

Колошко батрачил на судне. Возил с Волги груз. Когда-то считался госслужащим. А позже перешел на договор. Кому надо, тому и возил. Были в этом и плюсы и минусы. Регулярность госрейсов давала чувство стабильности. Хоть что случись, а зарплата медленно, как струйка из песочных часов, перетечет в карман Олега Николаевича. Но его такой темп не устраивал.

Когда же он вступил в частное пароходство, получился просто сумасшедший дом. Он старался успеть во все рейсы. Разругался с женой, ввиду тотального своего отсутствия. И, в конце концов, понял, что всех денег не заработаешь. Зато к ним можно прийти другим путем. Он ввязался в нелегальный бизнес. Переправлял какие-то таинственные контейнеры. Прятал среди серых мешков парочку коричневых. И получал по прибытии в порт назначения сразу столько, сколько за десять простых торговых рейсов. Однако этих денег все равно не хватало. Отваливать из бизнеса и жить на проценты пока что было так же нереально, как раньше.

В последнее время он постоянно работал на Аслана. Возил с Волги черную икру. Он знал, что это дело проходит на ура. Разница в цене при покупке и продаже была такой, что вам и не снилось! Ну, а вместе с икоркой провозили кое-что и покруче. Об этом Колошко в известность не ставили. Но он не сомневался ни секунды, что так оно и было.

Если бы не патологическая страсть к деньгам, все бы у Олега Николаевича было нормально. Но чтобы купить себе новый автомобиль, взял он в долг довольно крупную сумму. А отдавать надо было под большой процент. И не отдавалось. Ну, никак. То одно, то другое. Кредиторы занервничали. Показали пушку. Назначили время, чтобы деньги собрать и привезти.

И как-то так получилось, что смотрел он, смотрел на товар Аслана, который вез, и его вдруг осенило.

На Аслана Олег Николаевич продолжал смотреть честными глазами. Тот сначала скрипнул зубами, но ничего не сказал. Стал проверять у поставщиков.

Через пару рейсов Колошко с кредиторами расплатился. Перевел дух. Порадовался жизни. И честно говоря, думал, что к нему не подкопаешься. Сколько мешков получал, столько и сдавал. А взвешивать их — не взвешивали.

Правда, вместо того, чтобы замять это дело и больше не рубить сук, на котором сидит, Олег Николаевич решил, что глупо отказываться от такого источника питания. Тем более, что это никак на нем не отражалось.

Он должен был уже уходить в рейс, как подкинули заказ. Покатать выпускников по Московскому морю… Отказываться от денег, которые сами лезут в руки, он не привык. Тем более, что один раз откажешься, больше могут и не позвать. Катать молодежь отправились три пароходика. И «Слава» в том числе. Палуба — большая. Танцевать есть где. Музыку и свет приспособить брались специалисты. Работа — простая. И потом, на танцующих девочек посмотреть на собственном, можно сказать, рабочем месте — за это удовольствие Олег Николаевич еще бы и сам приплатил.

По такому случаю был надет белый китель и фуражка. Ну капитан, так капитан! Мужик еще не старый. А то, что рожа потрепанная какая-то и шея красная, так на то он и морской волк.

Так что, когда вчерашние дети были торжествен но погружены на борт парохода «Слава», Олег Николаевич даже ощутил некоторую приподнятость настроения.

Он поднялся к себе в каюту, чтобы глотнуть коньячку для изжития комплексов советского воспитания. Беспечно мурлыкая себе под нос «Капитан, капитан, улыбнитесь…», открыл дверь и встретился лицом к лицу с Асланом, который сидел в его капитанском кресле.

Игривый настрой пропал.

А рука инстинктивно опустилась в карман, отчего взгляд стал несколько увереннее.

— Ты, Олег, знаешь, зачем я пришел. Вижу. — Пронзительные глаза Аслана показались капитану похожими на дырки, проколотые циркулем в портрете.

— Здравствуй для начала, — попытался Олег вести себя непринужденно. И даже улыбнулся. Мол, рад видеть. Но улыбка съехала на сторону. — Так о чем ты? В рейс не поехал? Так вот видишь, какое дело. Выпускники. Ночь отбарабаним, а утром двинемся. Задержка небольшая.

— Я не о том. И ты знаешь.

Такого тона Олег Николаевич у чеченцев не любил. Не понимал, что там у них на уме. С русскими мужиками договориться удавалось всегда. Свои люди. Все понятно. А этих черных он не любил. Да кто их любит?

— Я за деньгами пришел, которые ты мне задолжал. — Аслан говорил спокойно, но это было какое-то обманчивое спокойствие.

Олег чувствовал себя, как на минном поле.

— За какими деньгами, Аслан? Я вроде у тебя в долг не брал. — Он хотел усмехнуться, но вовремя остановился. Ему казалось, что у него в каюте сидит злая собака и пока только рычит, следя за каждым его движением. Но чуть что — бросится.

— За теми, которые ты у меня украл. Я поеду с тобой. И мы вместе встретимся с моими людьми в Костроме. Посмотрим, что ты им, сука, скажешь.

— Аслан, — Колошко примирительно поднял обе ладони, — давай поговорим. Я у тебя ничего не брал…

Но он не договорил, потому что пароходик дернулся, и Олег с размаху налетел на стол. Аслан сидел, а потому не сразу понял, что произошло. Что то громыхнуло. Кто то завизжал на палубе. Он только глянул в иллюминатор и удивился тому, как высоки волны. Достают аж до капитанской рубки. И только потом почувствовал, как все вокруг валится на бок.

Колошко молниеносно просек все. И понял, что шанс упускать нельзя. Придерживаясь за ручку двери, выхватил из кармана малокалиберный «бульдог» и, подавляя непрошеный страх, может быть, чуть истерично бабахнул в неприятного до дрожи чечена. Нет человека — нет проблемы. И еще, вылетая из каюты, успел подумать, как это оказывается легко. Даром, что столько лет держался.

Аслан, удивляясь всему одновременно, согнулся пополам и прижал руку к левому боку. Чиркнуло, как горящей спичкой. И он еще не понял, жив или нет. Он знал, что боль приходит потом. И эти десять секунд, которые он пережил на войне, когда его ранило в первый раз, опять показались ему сделанными из другого материала. Как заплатка на теле времени.

Больно. Да. Он отнял прижатую к рубашке руку и, морщась, взглянул на нее. Кровь. Но он вполне может идти. И даже бежать. Это он осознал уже тогда, когда выбирался на палубу. А потом боль на время отступила, оглушенная мощным всплеском холодной воды.

Она оперлась о бортик и смотрела на воду. Вокруг одна вода. И легкий туман, поднимающийся в холодное предрассветное небо. И ни одной звездочки. Музыка на палубе грохотала, в свете разноцветных прожекторов лиц было не разглядеть. Мила танцевать уже не хотела.