Она что-то отвечает, но я не слышу ее — приступ боли меня оглушил, корчит, выворачивает мое тело, от боли роняю трубку на кровать, теряю ее. Кажется, еще немного — и сердце остановится, подарит небытие, но боль, словно опытный палач, не спешит прикончить жертву, дает передышку — отступает, уходит: так волна освобождает место для следующей. И…

— А-а! А-а! — кричу я. — Боже, подари мне смерть! А-а-а-а!

Пульсирующая боль сжигает изнутри, болит все: кости, все мышцы, живот, грудь, голова. Не могу свободно дышать, то и дело задыхаюсь от сухого кашля, доводящего до рвоты. Я знаю, где находится источник боли, вызывающий непреодолимое желание взять кухонный нож и самому вырезать его. Сколько раз я это проделывал в воображении и даже на мгновение чувствовал облегчение, без морфия. Я приподнял повязку на груди — еще недавно она плотно обтягивала мое истощенное тело, словно перчатка, а сейчас свободно болтается. Отвратительная язва с кровавыми прожилками, мой мучитель, выглянула из-под нее. Она еще увеличилась в размерах. Порой мне кажется, что у нее есть лицо: наглое, круглое, сытое, все время подмигивающее мне. В бессильной ярости бью по ней, усиливая боль, которая захлестывает меня, и, уже ничего не соображая, ничего не ощущая, кроме желания уйти от нее, сую руку под подушку и достаю коробочку со своим сокровищем.

Осталось всего две ампулы. Дрожащими руками достаю одну ампулу и одноразовый шприц, мною уже многократно использованный. Я не боюсь занести инфекцию в кровь — я уже ничего не боюсь. А чего может бояться умирающий — приблизить на день-два свою кончину? Так это будет счастьем для меня, избавлением от нещадно мучившей боли.

Шейка ампулы наконец ломается, острым краем я порезал себе палец до крови, этой боли не чувствую, так как весь состою из боли. Зачем делают такие узкие шейки у ампул? Как в нее попасть, когда от боли руки ходят ходуном?! То и дело колю иглой себе пальцы, но ухитряюсь и попадаю. Раздолбанный поршень шприца нехотя набирает спасительную жидкость и доходит до конца, а в ампуле остается еще треть. Пригодится на потом, стараюсь пристроить ампулу на постели и, конечно, роняю ее — она катится под кровать. Черт с ней! Скорей надо сделать укол, успеть бы до нового приступа!

Вен на левой руке почти не видно, и сколько ни сжимаю кулак, они не появляются. Вновь лезу под подушку и достаю жгут, затягиваю его на руке зубами и начинаю быстро сжимать-разжимать кулак. Наконец вижу что-то похожее на вену и втыкаю в нее иглу. Рука трясется, и, вынимая шприц, я повреждаю вену — начинает лениво течь кровь — странно, что она у меня еще осталась. Меня трясет, корчит от боли, но я знаю: терпеть осталось немного, вот-вот придет облегчение.

Боль тупеет, начинает нехотя прятаться — и я получаю передышку, понемногу прихожу в себя. Надо достать начатую ампулу — действия такого количества морфия не хватит до прихода медсестры, но я прикован болезнью к постели, и достать ампулу равносильно чуду. Решаю немного передохнуть и все же попытаться свеситься с кровати — может, она не далеко укатилась? Отступающая боль заставляет ощутить дискомфорт из-за мокрого памперса, который на мне уже давно. Я беспомощен до такой степени, что даже памперс не могу поменять самостоятельно, и раз в два дня это делает Зинаида, женщина, которую наняла моя бывшая жена.

Мое изможденное, истощенное тело мне не послушно — рак выпил из него все жизненные соки. Это он лишил меня друзей, близких — кому нужен лежачий смертельно больной? В прошлом остались их обещания поддержки — на этапе, когда я еще на что-то надеялся. По мере того как болезнь прогрессировала, я постепенно лишался всего, и теперь совсем один. Нет ни друзей, ни денег, ни надежды. У меня остается последняя ампула на завтрашнюю ночь, а дальше — все! Единственная надежда, что мне, умирающему, все же увеличат дозу морфия по просьбе бывшей жены.

Почему я не лишил себя жизни, когда еще имел для этого достаточно сил? Разве я мог предполагать полгода назад, когда поставили мне этот диагноз, что буду умирать в дерьме, корчась от боли? Боже, подари мне смерть до того, как я использую последнюю ампулу морфия!

Прошлой ночью выпал снег, им я могу любоваться через окно. Завтра попрошу Зинаиду, чтобы она принесла мне немного снега. Хочу почувствовать его обжигающую мокрую прохладу, вспомнить о лыжных прогулках в Голосеевском лесу, о головокружительных спусках с горных вершин Карпат.

Вчера никто не поздравил меня с праздником, даже ни одной эсэмэски не прислали. Боялись, что я буду что-нибудь просить! А что мне нужно в моем теперешнем положении? Кроме морфия — ничего. Больной здоровому не товарищ: они пьют, жрут, гуляют, строят планы на будущее, а я корчусь от боли и зову смерть. Единственная связь с внешним миром — приходящая медсестра с болеутоляющими уколами, которых хватает только до вечера, и Зинаида, которая меняет мне памперсы, так как я и на это уже не способен.

Никто меня не навещает, но это к лучшему: не хочу, чтобы меня запомнили ноющим жалким инвалидом, который ходит под себя.

Осталась последняя ампула морфия — на завтрашнюю ночь. Итак, завтра уговорю Зинаиду дать мне упаковку снотворного — мне должно хватить, организм истощен до крайности. Надо будет подумать, что ей подарить на прощание, — она добрая и отзывчивая женщина. А если Зинаида не согласится, то у меня есть ампула морфия на завтрашнюю ночь — она придаст мне силы, возможно, я смогу добраться до шкафа с лекарствами. Уснуть — и больше не чувствовать боли. Смерть — это прекрасно!

Боль исчезает, и на смену ей приходит полудремотное состояние, порой я начинаю грезить, путая действительность с галлюцинациями. Я начинаю жить иллюзиями, в воображении общаюсь со знакомыми и незнакомыми людьми, вновь нахожусь в центре событий, а не загибаюсь в собственном дерьме, корчась от боли. На этот раз я забылся в фосфенных[8]галлюцинациях.

* * *

Мужчина очнулся — кошмар покинул его сознание, но не надолго, чтобы в скором времени материализоваться явью. Он с трудом поднялся, чувствуя свое грузное, большое тело, выпрямился во весь рост, благо высота пещеры это позволяла. Во рту пересохло, тело бил озноб, хотелось бежать прочь из этого мрачного места, где ему подписали приговор. Ведь теперь его жизнь превратится в кошмар постепенного умирания и тщетного ожидания! Он вытер пот с лица, ощутив под рукой жесткую бородку, которую еженедельно подстригал на протяжении многих лет.

На выходе его поджидала девушка:

— Ты узнал что хотел? Доволен? Но заглянуть в будущее — значит его лишиться.

Мужчина молчал, он проигнорировал вопрос, пребывая в размышлениях: ему припомнился совет Воланда из «Мастера и Маргариты» смертельно больному буфетчику — не ждать приближения мучительной смерти, а устроить пир с друзьями и подругами и в завершение выпить яд.

«Возможно, пирушка и любимая женщина — это как раз то, что мне сейчас требуется. Она права: узнав будущее, я его лишился, и у меня есть только сегодня».