Роджер сам не понял, как открыл глаза, и какое-то время оцепенело смотрел вперед, думая, что эта картина – продолжение его видений. Перед ним толпились люди, разношерстное море цветов – синего, красного, желтого с пятнами зеленого и коричневого…

Все виделось фрагментами – вот отдаленное скопление голов, висящих в воздухе, словно волосатые воздушные шары; вот рука с алым знаменем, отделенная от тела. Несколько пар ног, совсем рядом… Он сидит на земле? Да. Мимо уха с жужжанием пролетела муха и села на верхнюю губу. Роджер машинально дернулся и только тогда понял, что он действительно в сознании. И до сих пор связан.

Кисти онемели и утратили чувствительность, зато боль терзала напряженные мышцы рук и плеч. Роджер потряс головой, пытаясь рассеять туман, и тут же об этом пожалел. От ослепительной вспышки боли на глазах выступили слезы.

Он зажмурился и глубоко вздохнул, заставляя себя ухватиться хоть за клочок реальности. Сосредоточься. Держись. Пронзительные голоса стихли, оставив звон в ушах, однако разговоры продолжались. Роджер улавливал отдельные слова и прокручивал их в голове, пытаясь понять.

– Пример.

– Губернатор.

– Веревка.

– Моча.

– Регуляторы.

– Тушеное мясо.

– Нога.

– Вешать.

– Хиллсборо.

– Вода.

Последнее слово имело смысл. Роджер знал, что такое вода. Он ее хотел, жаждал. В горле пересохло, а в рот будто запихали… да, там что-то есть.

– Губернатор.

Кто-то совсем рядом повторил это слово. Роджер поднял взгляд и с трудом сосредоточил его на лице – худом, смуглом и мрачном.

– Уверен?

– Да, сэр, – ответил другой голос, и Роджер разглядел второе лицо, знакомое, обрамленное густой черной бородой. – Видел его в лагере Эрмона Хазбенда, с которым он как раз и трепался. Спросите других пленников, сэр, они подтвердят.

Первое лицо кивнуло, а потом повернулось в сторону и вверх, обращаясь к кому-то высокому. Роджер поднял взгляд и резко дернулся, приглушенно вскрикнув: на него смотрели холодные зеленые глаза.

– Это Джеймс Маккуистон, – произнес зеленоглазый. – Из Хаджинс-Ферри.

– Вы видели его в битве?

Теперь Роджер хорошо рассмотрел первого человека – мужчину сорока лет в военной форме. И еще кое-что показалось знакомым… Джеймс Маккуистон…

– Он убил человека из моего отряда, – гневно сказал зеленоглазый. – Хладнокровно застрелил, когда тот лежал на земле, раненный.

Губернатор… это, должно быть, губернатор… Трион! Вот его имя!

Губернатор хмуро кивал.

– Возьмите и его, – произнес он и отвернулся. – Трех пока достаточно.

Роджера вздернули на ноги и потащили вперед. Он потерял равновесие, однако не упал – его с двух сторон поддерживали мужчины в форме. Он попытался вырваться и найти зеленоглазого – черт возьми, как же его зовут? – но его грубо развернули и повели к возвышенности, где рос огромный дуб.

Холм окружало море людей, однако они тут же расступались, пропуская Роджера и его конвоиров. Маккуистон. Имя вдруг вновь возникло в сознании. Джеймс Маккуистон. Один из второстепенных вдохновителей движения регуляторов, подстрекатель из Хаджинс-Ферри.

Почему, черт побери, этот зеленоглазый… Бакли! Облегчение от того, что он наконец-то вспомнил имя, мгновенно сменилось потрясением, когда Роджер понял, зачем Бакли назвал его Маккуистоном. Почему…

Сформулировать вопрос он не успел. Первые ряды раздвинулись, и он увидел под деревом лошадей. С ветвей, над пустыми седлами, болтались петли.

* * *

Лошадей держали под уздцы, пока пленников сажали верхом. По щеке мазнули листья, в волосах запутались веточки, и Роджер машинально пригнулся, чтобы не повредить глаза.

Он вдруг различил в толпе женщину с ребенком на руках – эдакую маленькую Мадонну в коричневом, и резко выпрямился. В груди полыхнуло огнем от воспоминания о Бри с Джемми. Роджер бросился вбок и стал падать, однако его водрузили на место, отвесив крепкую затрещину. Он затряс головой и сквозь пелену выступивших слез увидел, как Мадонна передала свою ношу кому-то в руки, а затем, подхватив юбки, понеслась вперед, словно за ней гнался сам дьявол.

Что-то упало на грудь, тяжелое и скользкое, как змея. Шеи коснулась колючая пенька, затянувшись сильнее, и Роджер закричал сквозь кляп.

Он боролся, не думая о последствиях, ведомый отчаянным стремлением выжить. Несмотря на кровоточащие запястья, сведенные мышцы, возмущенно взбрыкнувшую лошадь, чьи бока он слишком сильно сжал ногами, он бился в путах с такой силой, которую никогда в себе не ощущал.

Заплакал ребенок, потерявший мать. Толпа успела стихнуть, и крики малыша разносились по всей поляне. Смуглый солдат сидел на коне, подняв руку с клинком, и что-то говорил, но Роджер ничего не слышал из-за грохота собственной крови в ушах.

Кости запястий хрустнули, и по одной из рук прокатился жар – порвалась мышца. Клинок понесся вниз, вспыхнув на солнце. Ягодицы Роджера соскользнули с крупа лошади, ноги беспомощно обвисли. Мучительный толчок…

Он болтался, дергая ногами, пиная воздух, и слышал отдаленный гул толпы. В груди горело, спина выгнулась, а перед глазами стояла темнота, лишь в уголках глаз иногда вспыхивали молнии. Он хотел обратиться к Богу, но в душе не нашлось мольбы о спасении, лишь крик «Нет!» отдавался эхом в костях.

А затем упрямое желание жить его оставило, и тело обвисло, стремясь вернуться в землю. С дуновением прохладного ветерка Роджер ощутил тепло стекающих по ногам испражнений. В глазах вспыхнул яркий свет, и последним, что Роджер услышал, был далекий плач осиротевшего ребенка.

Джейми и Бри уже были готовы ехать. Очень многие, несмотря на усталость, предложили помочь с поисками, от чего Брианна закусила губу. Я знала, что она искренне им благодарна, но на подготовку большой группы требовалось время. От нетерпения на коже Брианны выступили алые пятна.

«Маленький Джош» слегка побаивался новой должности помощника хирурга, но, в конце концов, конюх привык лечить лошадей. Единственная разница в том, пояснила я, заставив его рассмеяться, что люди могут рассказать, где болит.

Я мыла руки, готовясь зашить разбитую голову очередного пациента, когда с края поляны донесся непривычный шум. Джейми тоже его расслышал и, повернувшись, поспешил в ту сторону.

– Что там? – спросила я.

К нам бежала молодая женщина. Она была маленькой и сильно хромала, потеряв по дороге ботинок, но из последних сил упрямо двигалась вперед. Мердо Линдси, поддерживавший ее с одной стороны, что-то ей говорил, пытаясь успокоить.

– Фрейзер! – выдохнула она. – Фрейзер!