— Да я и сам поначалу так думал, а когда сориентировал карту по компасу, загрустил. Нам казалось, что движемся мы на северо-восток, к правому краю Греблянского болота, а оказывается, мы забрались в его сердцевину.

— Как?! — почти одновременно вскрикнули все трое.

— Как-как! Не знаю. Только выходит, что мы почти в центре одной из самых больших болотин Европы. Острова, да еще с возвышенностью, здесь быть не может по определению. Смотрите сами, — Сергей — так на самом деле звали Пашу — вытащил из старой офицерской сумки и расстелил поближе к огню немецкую, времен минувшей войны карту. — Мы примерно где-то здесь, — ткнул он сучком в середину серо-зеленоватой, с голубой рябью, проплешины. — Впереди, по идее, километров через пять болото должно плавно перейти в Черное озеро, которое само, кстати, окружено со всех сторон гиблой трясиной и лишь узкой протокой чистой воды соединено с каскадом Тростянских озер. Вот на Черном обозначены два небольших острова, но, судя по отметкам, они низкие. Теперь смотрите сюда. — Паша достал компас…

Внизу, со стороны обрыва, раздался громкий утробный рокот, задрожала земля…

— Смотрите на компас, — зашептал молчавший до этого Яшка.

С компасом действительно творилась какая-то чертовщина. Стрелка, забыв законы физики, крутилась по кругу. Потом, мелко задрожав, заметалась из стороны в сторону и наконец, лениво покачиваясь, заняла определенное ей природой место. Вместе со стрелкой затих и испугавший их звук.

— Ну, что я вам говорил? — не без гордости пробасил Паша. — Вот и продолжение чертовщины. Еще днем на болоте пару раз замечал, что с компасом фигня творится, но особого значения не придал, подумал — показалось.

— Кажется, НЛО поблизости приземлился.

— Час от часу не легче, вы как сговорились, мужики, — наверное, последним оправившись от испуга, громко заговорил Костусь. — Что это было? Надо посмотреть, иначе ночью со страха охренеем.

— Не знаю, что это было, но, судя по компасу, вещь серьезная, — рассудительно начал Жук, который, как особо одаренный, окончил школу на год раньше других и уже учился в химтехе.

— Скорее всего, местная аномалия, — решительно встал Костя, которого друзья звали Домовой. — Берите фонари, пошли смотреть.

Исправных фонарей после купания в болоте осталось всего два, правда, один из них мощный, аккумуляторный, неизвестно где позаимствованный Яшкой. Для верности скрутили еще факел и двинулись в темноту. Уже через три минуты неторопливой ходьбы были на месте. Перед ними клубилась туманом и дышала подвальным холодом огромная коническая воронка метров десять глубиной. Ее рваные, осыпающиеся края повторяли рельеф местности.

— Похоже на кратер, — сказал Жук.

Внизу что-то опять глухо заурчало, заворочалось.

— Смотрите осторожней, — строго предупредил Паша, — этот кашалот опять задышал. Завтра утром разберемся, главное — убедились в материальности этого дурацкого воя.

— Пацаны, уникальное явление для наших мест, — возбужденно зачастил Жук, — это, по всей видимости, большой грязевой гейзер.

— Откуда ему здесь взяться? — искренне возмутился Яшка. — У нас что, Камчатка?

— Для тектонической деятельности, — оседлав своего конька, начал Жук, — доступны все географические зоны. Я не исключаю…

— Ты не исключай, ты выключай фонарь и свой говорильник, — отыгрываясь за подколки, повеселевшим голосом перебил его Паша. — Хватит трепа, пошли спать, белорусы.

Костер дотлевал. Ночь поделили на всех поровну. Первым выпало дежурить Яшке, который отзывался на прозвище Млоть.

Проснулись они одновременно от какого-то внутреннего толчка и, не сговариваясь, бросились вон из палатки. Еще только начало светать, лес был покрыт зябкой утренней дымкой. В стороне болота стояла густая белая стена тумана. Что-то огромное, тяжелое сорвалось с вершины подпиравшего палатку валуна, расплющив недавнее убежище, прокатилось мимо мирно спавшего Млотя, хрустя, как спичками, хилыми сосенками и кустами, ломанулось к обрыву и, у самой бездны натолкнувшись на корягу, подскочило и сгинуло. Большущий, с метр в диаметре камень по чьей-то милости оставил им жизнь.

Все произошло так быстро, что никто толком и испугаться не успел, зато через минуту страх нагнал их. Кровь бросилась в голову, в висках застучало, не подходя к палатке, они тупо смотрели вверх. На самой вершине валуна зияла огромная чашеподобная выщерблина с почти идеально ровными краями. И вдруг в нее хлынули ослепительно яркие лучи восходящего солнца. Казалось, кто-то всесильный и вечный щедрой рукой наливает в огромный бокал золотистую небесную влагу. Достигнув краев, она нескончаемым потоком хлынула вниз. Испуг сменился чувством неописуемой радости, хотелось сорвать с себя одежду и голяком плескаться в этих живительных, волшебных струях. Первым преодолел оцепенение и обрел голос Жук.

— Банка! — с диким воплем он бросился к останкам некогда надежной и прочной немецкой палатки. В стороны полетели спальники, свитера, останки изуродованного алюминиевого каркаса, еще что-то, наконец, пятясь задом, из-под брезента выполз сияющий Жук. На вытянутых руках он торжественно держал круглую медицинскую банку темно-зеленого стекла с широкой пробкой.

— Вот, цела и невредима, а Яшкин блатной фонарь всмятку. — Он, опасливо косясь наверх, с почти суеверным обожанием поставил банку на землю. Все, хватаясь за животы, покатились со смеху. — Вы чего, дебилы, зубы скалите, я ведь при разливе все учту.

От криков и громкого хохота проснулся Яшка:

— Чего орете?

— Млотям спать не даете, — с издевкой перебил его Паша. — Что, продрых ночку? Костер погубил? Племя без тепла и горячих щей оставил? Нападение неведомых сил на великих вождей не предотвратил? Что с ним, о белорусы, сотворим?

— В кратер его, к чудищу, — на всякий случай прижав к груди заветную банку, включился в перепалку Жук.

— Нет, друзья, какой к черту кратер! Он не достоин легкой смерти! — воздел руки к солнцу Домовой. — Нет и еще раз нет. Пусть чинит порушенный вигвам, весь день кашеварит, а когда дневное светило уйдет на покой, а почтенные вожди взойдут на священную гору совета, — он театральным жестом указал на выщербленную верхушку валуна, — пусть сей сонолюб одиноко ляжет на место нашего нынешнего ночлега. Да помогут ему силы небесные!

— Ставлю на голосование, — подвел итог Паша. — Кто «за»? Видишь, заспанный Млоть, все единодушны!

— О, бедная моя еврейская головушка, — еще ничего не понимая, удивленно озираясь по сторонам, Яшка с ходу включился в старую игру, — и говорила-таки мне покойная бабушка Циля… Не, погодите, — не выдержав напускного веселья, взмолился Млоть. — Кто-нибудь может объяснить, что произошло с палаткой, почему вы все в трусах?

Часа полтора ушло на рассказы, пересуды, обсуждение сложившейся ситуации, ревизию оставшегося в наличии имущества. Из заветной банки было немножко отлито, разбавлено и принято внутрь за счастливый исход ночи. Палатка, кстати, пострадала не сильно. Млоть, исполняя решения совета и искренне мучаясь угрызениями совести, быстро справился по портняжной части. Материальных потерь, кроме Яшкиного фонаря и впечатанных в мягкую лесную землю брикетов спрессованного киселя и гречневой каши, не было. Сходили еще раз к обрыву, при дневном свете посмотрели на ворочающиеся в здоровенной яме массы песка и камней. Увиденное не успокаивало, а, напротив, усиливало тревогу.