– Не все, – на всякий случай в очередной раз соврал он. – Все находилось в стадии разработки.

– Ну вот! Просим, просим. Все решим. Как я могу к вам обращаться?

На этих словах он бросил трубку. Обращаться в рекламное агентство он не собирался. Все, что ему было нужно, это адрес Комаровой.

Он поехал туда, припарковался на автомобиле так, чтобы не мозолить глаза самым наблюдательным и чтобы двор хорошо просматривался, и замер в ожидании.

Чего он ждал?

Ну, во-первых, каких-нибудь сплетников, к которым можно было подойти с пустяшным вопросом и попутно выведать все.

Во-вторых, дочь погибшей. Она не могла не приехать домой после страшного известия.

А в-третьих, он должен был установить личности преступников.

Он был уверен, что мать пострадала из-за дочери. На сто процентов был уверен. Не просто так она шифровалась. Не просто так не стала звонить со своего телефона. И не решилась звонить соседям. Мать бы, возьми она трубку, не выдала никогда. Соседи бы однозначно проболтались.

В чем в чем, а в этом он неплохо разбирался. Начал свой трудовой путь следователем, потом работал сотрудником детективного агентства, а закончил тем, что начал пробовать писать. И это было его ошибкой. Роковой ошибкой. Не надо было этого делать. Все Машка! Она виновата! Она заставила его поверить в свои силы и талант. А ни того, ни другого, по сути, не было. Он всегда был слабаком, нюней, алкоголиком. Кто с таким набором садится за перо?

Машка… Машенька… Маня… Мария…

Всю жизнь она ему исковеркала, все время заставляя верить в себя.

Сначала обнаружила в нем аналитические способности. Еще на третьем курсе литературного факультета.

– Ты так мыслишь, Кузьмич! Так мыслишь! – восхищенно округляла она прекрасные карие очи. – Шерлок! Просто Шерлок Холмс! Тебе надо идти в следствие!

Он послушался и пошел. Не потому, что ему это нравилось, а потому, что она обнаружила в нем способности к дедуктивному мышлению.

Продержался достаточно долго. И успешно работал. Но так ему было скучно, так невыносимо тягостно от грязи человеческих душ. И Машка-то, Машка к нему так и не переехала. Он ждал долгие десять лет. Слушал ее восхищенный лепет о собственных способностях и терпеливо ждал.

Не дождался. Она не переехала. И он запил. И улетел с работы. Полгода она боролась за него. Спасала, так сказать. Потом нашла ему новую работу, заставив поверить, что там ему будет даже лучше.

Ошиблась!

Отслеживая неверных жен и мужей, он затосковал еще больше. И уже через пять лет ушел, оставив в недоумении хозяина детективного агентства, платившего ему приличный процент со всех сборов.

И снова запил. И снова Машка его спасала. Договаривалась с врачами, укладывала на месяцы в клиники, записывала на приемы к психоаналитикам. Он послушно делал все, что она велела. И замуж больше не звал. Он уже не был ее достоин и понимал это. Понимал, что опускается.

А потом она усадила его за написание книг. Заставила вспомнить все самые страшные истории из его практики с требованием перенести все это на бумагу. Он снова послушался. И даже удалось издать несколько его произведений. Он оживился, немного разбогател. Сделал ремонт в своем маленьком доме. Полностью поменялся: коротко подстригся, отрастил щегольскую бородку. Начал носить стильные очки и модную одежду. Даже осмелился снова сделать Машке предложение. И она, что главное, не отказала. Обещала подумать.

И тут провал! Страшный, подкосивший его так жестоко, что он снова запил. И пил по позавчерашний день не переставая. Не так, конечно, как раньше пил, превращаясь в свинью и себя не помня. Нет. Он несколько поменял стиль. Он научился все время быть во хмелю, себя не роняя. И это Машку напугало больше всего. И она, всплеснув руками, сделала вывод:

– Все, на этом конец, Кузьмич! С этим мне не справиться.

И вдруг звонит. И снова предлагает ему какую-то авантюру. Очередной сюжет, будто бы для романа, еще никем не написанного. А ему плевать, если честно, на всю эту ерунду. И на Машкино одобрение, странно, но стало наплевать.

Тогда почему он здесь?

Сергей Кузьмич Авдеев, сорокапятилетний холостяк со странной биографией и странной привязанностью к одной-единственной женщине, не отвечающей ему взаимностью, осмотрел свое лицо в зеркале заднего вида.

Нормальное лицо. Даже приятное. Бороду он сбрил сегодня утром, и отросшие русые волосы зачесал назад, открыв высокий лоб и глаза нежнейшего голубого оттенка. Прямой нос, жесткая линия рта, все по-мужски приятное. Ну да, да, красные прожилки на носу и скулах выдавали в нем алкоголика со стажем. Но вот взгляд…

– Взгляд у тебя, Кузьмич, любую женщину способен соблазнить. Не ты, взгляд, – констатировала как-то давно, еще в студенчестве, Машка.

Было, было что-то такое в его взгляде бесовское. Он и сам этому объяснения дать не мог. Да и не старался. На Машку-то этот взгляд все равно не производил впечатления. Никакого!

Сергей Авдеев заворочался на сиденье, снова задаваясь вопросом: зачем он здесь. Никакого литературного произведения из этой трагедии – он точно знал – он творить не станет. И своим бывшим коллегам помогать не станет тоже. Хотя раньше, когда работал в детективном агентстве, баловал их этим иногда.

Тогда зачем?!

Он снова внимательно оглядел чужой двор – ухоженный, в цветах и подстриженных кустарниках. Представил себе маленькую девочку, выросшую здесь в девушку с неприметной внешностью. Так ее описала Машка по телефону. Представил ее безрадостную юность, лишенную мужского внимания, и неожиданно проникся к ней сочувствием. Да, да, он пожалел ее – неприметную, неказистую, любимую только матерью. Она же наверняка одна. Одна во всем мире. И сейчас ей ой как плохо! Ее несет непонятно куда, как щепку в половодье. И точно затянет в какой-нибудь водоворот. Прямо как его! И это было страшно безнадежно.

И он ее пожалел.

И совершенно точно не станет писать о ней никаких книг, не пустит эту историю в тираж. Он сам станет частью ее трагической истории. Станет ее ангелом-спасителем. Вот для чего он здесь! Точно!

Перед глазами возникло испуганное Машкино лицо. В ушах зазвучал ее тревожный голос. Этот голос требовал отказаться от этой опасной затеи, потому что девица сто процентов опасна! Она влипла в историю, которая стоила ее матери жизни. Она могла быть грабителем, убийцей и еще бог знает кем она могла быть. Он не должен. Он не посмеет.

Кузьмич, настырно мотнув головой, отогнал от себя все видения. Впервые он Машку не послушается. Сделает все по-своему. Впервые он попытается сделать что-то полезное. Да, да, хотя бы попытается помочь попавшей в беду девчонке.

Из подъезда, где до своей гибели проживала Нина Витальевна Комарова, вышла женщина средних лет в трикотажном спортивном костюме серого цвета. Без сумки, без внуков, без собаки. Ничем особо не занята, сделал вывод Кузьмич. Женщина, заложив руки за спину, неторопливо прошлась по тротуарной дорожке до последнего подъезда, вернулась, глянула на солнце, вздохнула и с удобством расселась на широкой скамье возле своего подъезда.