Все решилось просто: Энджел, видимо, почувствовал ее присутствие, обернулся и, отставив кружку, медленно встал.

– Миледи.

На нем были все те же заляпанные грязью брюки и сапоги, и белая рубашка с распахнутым воротом – но чистая, свежая. Несмотря на изрядное количество выпитого и, без сомнения, зверскую усталость, Фламбар стоял ровно, даже вызывающе, прямо. Лаис кивнула и нерешительно шагнула через порог.

– Не хотела вам помешать.

– Вы хозяйка в этом доме, миледи. – Он чуть-чуть приподнял брови. – Если вы пожелаете, все пройдут перед вами на головах в любое время дня и ночи.

Лаис невольно улыбнулась.

– Я уснула раньше, чем вы возвратились. Чем все закончилось? – поинтересовалась она.

– О, вы можете не беспокоиться. Эти разбойники действительно выслеживали вас, однако мне удалось обезвредить почти всю шайку. Тот, которого я захватил живым, дал любопытные показания. Теперь это дело лестерских властей, а оставшихся в живых – по чистой случайности, можете мне поверить! – ждет виселица.

Лаис кивнула.

– Я так и не успела поблагодарить вас…

– Не стоит благодарности, миледи. – Лицо его на мгновение исказила болезненная гримаса. – Consuetudo est altera natura[7]. Я не мог допустить, чтобы вам и вашим детям причинили вред. Это невозможно.

– Вы… – Она вспомнила о следе от веревки на его шее. Сейчас на Энджеле не было шейного платка, но следы уже исчезли. – Это дело чести, не так ли?

– Да, – вырвалось у него, – дело чести.

– В вас очень много чести, мистер Фламбар.

Он хмыкнул и отвернулся.

– Чересчур мало иногда, миледи.

Лаис поставила свечу на стол и сделала еще шаг вперед. Пальцы вздрагивали от желания прикоснуться к Энджелу. Как давно она не испытывала это чувство! Чувство, когда хочется провести пальцами по его щеке, подушечкой большого пальца тронуть закрытые веки, пробежаться прикосновениями по бровям и, наконец, замедлить бег на губах. А затем коснуться своими губами, чтобы заполучить самый сладкий в мире поцелуй.

«Я влюбилась, – с ужасом осознала Лаис. – Помоги мне Господь, но я влюбилась».

Фламбар, не подозревавший о ее чувствах, вспомнил о приличиях и пододвинул стул. Лаис уселась, весьма недовольная таким оборотом дела. Энджел снова отдалился, отошел подальше и скрестил руки на груди. Выглядел фехтовальщик неважно: бледный даже в золотистых отсветах пламени, всегда горевшего в кухонном камине, с блестящими на лбу каплями пота. О чем он думает сейчас, что вспоминает? Для Лаис происшествие на дороге было всего лишь опасным и пугающим – а чем оно обернулось для Энджела?

– Мистер Фламбар… – начала Лаис и сглотнула.

– Энджел, – поправил он ее.

– Что? – встрепенулась Лаис.

– Вы можете называть меня просто Энджел, миледи. Я от вас и не такое стерплю. Кроме того, после сегодняшнего боевого крещения… – он не договорил и лишь неопределенно махнул рукой.

– Сражались вы, – улыбнулась Лаис, – а я лишь пряталась в карете и прижимала к себе детей.

– Самое разумное, что вы могли сделать. Не представляете, насколько вы усложнили бы мне задачу, если бы выскочили наружу и побежали. Вас могли бы ранить в суматохе. – Объяснение прозвучало обыденно, но Лаис снова пережила весь ужас нападения.

– Роберт не раз говорил мне, что в подобных случаях лучше слушаться мужчину. Дескать, мужчина знает, что делает, – сумела все же проговорить она.

– Почти всегда, – глухо отозвался Энджел. Он обеими руками оперся о спинку жалобно скрипнувшего стула и смотрел на Лаис внимательно, не моргая.

– Что? – она слегка запаниковала.

– Просто… вы так красивы, миледи.

Ошеломленная, она едва не засмеялась. Красива! В помятом невзрачном платье, с растрепанными после сна волосами и заспанными глазами – красива! Он не говорил ей этого, когда она наряжалась к приемам, и вчера, у Мэри, и много дней… И вот теперь, на кухне, перед рассветом… Не может быть.

– Вы, наверное, шутите, мистер… Энджел. – Что бы там ни было, Лаис не собиралась оскорбленно отчитывать Фламбара.

– Нисколько, миледи. И, надеюсь, вы простите мне эту вольность. Я… – он кивнул на бутыль, – я позволил себе лишнего. А вино дает нам свободу. Обычно я о таком и не мечтаю.

– Что-то мешает вам быть свободным? – Лаис понимала, что ступает на опасную почву.

– Только я сам. – Он едва заметно улыбнулся. – Не уходите от разговора. Вы красивы, как немногие из женщин. Будто в вас, – Энджел запнулся, – все время горит свеча.

Лаис не знала, что отвечать на такие комплименты – да и были ли это просто комплименты?

– Вы очень странный, – выдавила она наконец.

– Да, мне говорили. – И, сменив тон, Энджел попросил почти жалобно: – Могу я сесть, миледи? Ночь выдалась не из легких.

– Ох… ну конечно, – спохватилась Лаис.

Он скорее упал, чем опустился на стул, и снова потянулся к кружке, виновато глянув на Лаис. Та кивнула.

– Не желаете ли присоединиться? – Фламбар поболтал в воздухе бутылкой.

– Спасибо, но… да, – не стала жеманничать Лаис.

Он хмыкнул, оценив, встал и принес вторую кружку. Обычно Лаис пила вино из тонких бокалов – так диктовало воспитание. Еще ни разу ее не поили вином из кружек, ночью на кухне, словно служанку. Однако с Энджелом это не казалось преступлением. «Иногда я немножко слишком благовоспитанна».

Лаис сделала глоток. Летнее вино оказалось крепким и сладким.

Фламбар сидел, вытянув ноги, и наконец-то напоминал настоящего живого человека, у которого есть искорки в глазах.

– Вам отчего-то не спится, миледи?

– Я всегда встаю рано.

– Я знаю. – Он кивнул; светлые волосы торчали в разные стороны, что превращало Энджела почти в мальчишку. – Это все в доме знают. Но у вас есть повод немного поспать сегодня…

– Почему вас беспокоит мой сон?

– Вчера я вообще обеспокоился вашей безопасностью. Хорошо, что история завершилась счастливо. Если бы меня все-таки уложили, на том свете я сам бы попросился жариться на сковороде. Мерзавцы оказались чертовски настойчивы. С одной стороны, не стоит винить людей, которых разоряет война, с другой – смерть в почетной бедности лучше виселицы. К тому же у этих негодяев нет семьи, которую нужно содержать, им всего лишь захотелось счастливой жизни. Ничего человеческого.

Энджел говорил слишком быстро и нервно, слишком ярко блестели его глаза. Так сильно пьян? Это уже не вторая бутылка, просто остальных Лаис не заметила? Да что происходит, черт возьми?

– Но вас не уложили, как вы изволили выразиться, – осторожно заметила графиня.