Пролетели недели, Элизабет едва ли их заметила. Ее дни превратились в сплошное чередование работы и сна, и она с трудом вспоминала другую жизнь, непохожую на ту, в которую была теперь полностью погружена. Каждое утро вскакивала с постели, одетая только в шелковую белую рубашку Бурка, по его команде начинала прислуживать ему за завтраком. Когда он уходил, быстро одевалась и спешила на палубу, где ее уже ждал Бен Тукер. Он вручал ей швабру, ведро с водой и показывал, какую часть корабля нужно сегодня отдраить. Элизабет так свыклась со своей новой одеждой, что уже не замечала, как она трет кожу. Холодные порывы ветра во время работы на палубе мало ее беспокоили — разгоряченной и вспотевшей от работы, ей некогда было думать о простуде. Она больше не заботилась о своих волосах по утрам, не укладывала их — пускай себе свободно падают по плечам, да и, кроме того, зачем беспокоиться о том, чтобы выглядеть красивой? Теперь ее главная задача заключалась в том, чтобы закончить работу до сумерек, вернуться в каюту и после прислуживания за ужином пойти спать. Она начала более или менее привыкать к изматывающей, тяжелой работе, которой приходилось заниматься каждый день, и уже не так уставала по вечерам, как раньше, однако все же предпочитала ложиться спать, нежели проводить время с Александром Бурком. В свою очередь, он не дотрагивался до нее, обращался с ледяной вежливостью, просто отдавал ей приказания и уходил по своим делам, почти не глядя в ее сторону. В ответ она повиновалась быстро и безмолвно; спокойно прислуживала ему за столом, бегала в кладовую. Между ними установилась ледяная стена, но ее это вполне устраивало. Чем хуже были их отношения, тем, по ее мнению, было лучше для нее.

Однако Бен Тукер — совсем другое дело. Это был высокий дюжий парень с обезоруживающей улыбкой, копной соломенных волос и шкодливыми глазами. Элизабет представлялось, что он, должно быть, одного с ней возраста, и она прекрасно понимала его мальчишеское стремление к озорству. Чем-то он напоминал ей Томаса Пенрифа — то же обаяние, только без этой невыносимой скованности и чопорности, которые так ее бесили в благовоспитанном аристократе и которые она замечала почти у всех молодых англичан. Элизабет очень нравился Бен, и она была благодарна ему за компанию. Давно прошло то время, когда какой-нибудь молодой человек ухаживал за ней или старался ее развеселить. Жизнь в Лондоне, да и вообще городская жизнь казалась ей далекой и нереальной. Неужели тогда она все время отдыхала и у нее не было никаких обязанностей, кроме посещения праздников и ассамблей, на которых юную леди окружала толпа молодых людей? Бен Тукер и его милый добрый юмор теперь стали для нее единственным развлечением. Пока они работали бок о бок на палубе, между ними зародилась настоящая глубокая дружба.

Однажды ветреным хмурым днем они работали на верхней палубе. Далеко внизу о борт корабля разбивались тяжелые серые волны. Привлеченная могучим бесконечным движением океана и постоянно новой игрой его цветов, Элизабет оторвалась на некоторое время от работы, перегнулась через деревянные перила и загляделась вниз, в эту холодную таинственную глубину.

— Представляешь, пока не отправилась в Индию, я никогда не видела моря, — громко сказала Элизабет. — И даже не могла себе представить, что оно может быть таким… чарующим.

— Понимаю, что ты хочешь сказать, — согласился с ней Бен, глядя на нее и вместе с тем продолжая любовно драить палубу сухой тряпкой. — У меня это тоже первое путешествие. Я прямо-таки упросил мистера Бурка — я хочу сказать, капитана Бурка, — чтобы он взял меня с собой. — Бен засмеялся. — Сначала он даже не хотел об этом слышать.

Элизабет посмотрела на него удивленно.

— А почему ты зовешь его мистер Бурк?

— Да просто так. Лиззи, я ведь знал его всю свою жизнь именно как мистера Бурка, и мне совсем непросто называть человека по-другому после стольких лет. — Удивление на лице Элизабет все возрастало. — Он ведь на самом деле не настоящий капитан. Мистер Бурк взялся за это дело, когда началась война. Мне кажется, он решил, что если уж ему пришлось снаряжать каперов, то лучше самому отправиться в поход и удостовериться, что все делается правильно.

Но Бен не докончил свой рассказ, потому что на лестнице послышались чьи-то шаги, и Элизабет виновато прижалась к перилам, обернувшись, чтобы узнать, кто это собирается к ним наведаться. Сперва она даже похолодела от страха, что это может быть сам Бурк, который застукает ее стоящей без дела. Но это был Генри, спешащий к ним с широкой улыбкой на лице.

Этот раскрасневшийся сияющий мальчик, который приближался к ним, имел весьма отдаленное сходство с тем грязным оборванцем, которого Элизабет первый раз увидела в лондонском порту. Теперь он был одет в несколько широковатую рубашку и коричневые полотняные штаны с заплатами на коленях. Раньше эта одежда принадлежала Бену, но капитан Бурк потребовал, чтобы тот отдал все это Генри, и сам присмотрел за тем, чтобы к мешковатым штанам была прилажена на поясе веревка, точно так же, как у Элизабет. Но сначала Бен тщательно «отдраил» Генри с головы до ног с помощью щетки и куска едкого мыла. Теперь Генри, весьма комично одетый не по размеру, был чище, здоровее, а главное — в гораздо лучшем настроении, чем когда встретился с Элизабет.

Капитан Бурк взял Генри под свое крыло. Элизабет выяснила это на второй день принудительных работ на палубе, когда Бурк прошел мимо нее вместе с Генри, который семенил сзади, как любопытный щенок за хозяином. Несмотря на весь ужас и несообразность положения, у нее появилось сильное желание расхохотаться — такое удивление было написано на лице Генри при виде Элизабет, стоящей на коленях с тряпкой в руках и с ведром грязной воды рядом. После минутного замешательства он быстро кинулся к ней, обнял и принялся бормотать уверения в том, что очень счастлив видеть ее живой и здоровой. Она тоже его обняла и немножечко расспросила о том, что же с ним произошло. В ответ услышала, что «капитан Бурк — парень первый сорт! Он знает все, что только можно знать, — все на свете!» Далее Генри поведал, что «капитан Бурк собирается и дальше смотреть за мной, даже тогда, когда мы приедем в Америку». Эти слова поразили Элизабет. Она взглянула на Бурка, который продолжал стоять рядом и выглядел отдохнувшим и веселым.

— Америка? — с сомнением спросила она. — Разве мы едем в Америку?

— Ну ты же слышала, что сказал Генри, — лениво ответил Бурк.

— Разве это не замечательно, мисс? — в восторге восклицал Генри. Затем снова обратил внимание на ее странный внешний вид. В недоумении он начал переводить взгляд с капитана Бурка на Элизабет и обратно.

— Мисс, почему вы… то есть я хочу сказать, капитан, почему мисс Трент…

— Мисс Трент выполняет мои указания, Генри. И я думаю, что нам не стоит так долго ей мешать, у нее много работы. Пойдем, мальчик, я хочу тебе кое-что показать.

Элизабет провожала их взглядом, пока они шествовали по палубе. О, если бы она была мужчиной, она бы сломала этому чванливому янки шею! Как смеет он так нагло с ней обращаться! И в то же время — тот же самый человек проявляет такую заботу по отношению к Генри. Очень странно, что он так снисходительно относится к юнге и так жестоко, беспричинно жестоко к ней. Интересно, чем она заслужила такое нерасположение? Элизабет никак не могла найти ответ на свой вопрос и снова мрачно взялась за тряпку. Слова Генри все еще звучали в ушах. Неужели они действительно направляются в Америку? В таком случае она уже никогда больше не увидит дядю Чарльза. Элизабет захотелось заплакать, но она подавила это желание, взяв себя в руки. Слезами горю не поможешь. Если она окажется в Америке, то ей уже ничто не поможет.