Скульд не рискнул бы безобразничать. Ему, как видишь, приходится со мной считаться.

— С чего это я должен видеть?

— Но ты же здесь, в своем доме, а не в подвале, — я пододвинул ему кувшин. — Ты пей, не стесняйся. Тем более это твое питье, не мое.

Тысяцкий сграбастал кувшин, приложился, аж по бороде потекло. В комнате густо потянуло пряным медом.

— Полегче? — уточнил я, когда двухлитровая емкость опустела.

— Ага, — тысяцкий рыгнул.

— Тогда пойдем на стену. Покажу тебе кое-что.

— Вот почему меня выпустили! — заявил Любор, увидав собравшееся по ту сторону Волхова ополчение.

— И поэтому тоже. Не хочу зряшней крови.

— Ну да. С Турбоем не дружен, вот тебе я и понадобился.

— С Турбоем больше никто не дружен, — внес я поправку. — С мертвецами только колдуны дружбу водить могут.

— Ага.

Судя по тому, что уточнять подробности смерти тысяцкий не стал, дружбы у них с Турбоем не было.

— Мог бы и без тебя обойтись, — сказал я. — Вижу там знамена Трувора. Думаю, со своим тестем я уж как-нибудь договорюсь.

— С тестем?

— Заря Труворовна — моя младшая жена. Его сын Вильд — в моей дружине.

— Ага.

Аж скрип слышен, так мысли у него в голове ворочаются.

— Думай быстрее, — потребовал я. — Или мы идем к людству вместе, или я иду один, а ты отправляешься туда, откуда я тебя выпустил.

Лодка, которая перевезла нас на тот берег Волхова, порядком подтекала, что очень не нравилось Заре, по собственному желанию присоединившейся к «дипломатической миссии». Я не стал возражать, поскольку драки не предполагалось.

Главную опасность представляло сейчас наше средство передвижения. Подумав, я решил не провоцировать ополченцев хищными изгибами драккара, но теперь жалел. Окажись я в воде, камнем пошел бы на дно. Доспехи, оружие, драгметаллы тянули в совокупности килограммов на десять. И вряд ли продержался бы на поверхности ту минуту, которая понадобилась бы сопровождавшему нас на некотором удалении «Северному змею» это самое удаление преодолеть.

Зарю возможность утонуть беспокоила куда меньше, чем опасение попортить новые желтые сапожки с верхом из синего шелка, потому ножки ее сейчас покоились на борту лодки, а попка — на моих коленях. Колени не возражали. Недовольство выказывал только тысяцкий Любор. Не нравилась ему подобная вольность. Я его понимал. Это у скандинавов слабый пол пользуется немалой свободой и даже собственностью владеть имеет право. В том числе и земельной. У кривичей, сиверян [11], мерян, чудинов и прочих обитателей севера будущей Руси место женщины — чуть повыше лавки. Однако делиться своими взглядами на жизнь Любор Удалыч не пытался. Выглядывавший из кожаного чехла покрытый черным лаком рог дорогущего степного лука выглядел весьма авторитетно. А меч на поясе Зари стоил втрое больше, чем вся Люборова амуниция. Потому сознание тысяцкого терзал выбор: кто перед ним — мужняя жена или воин со статусом повыше, чем у небедного и вполне боевого тысяцкого?

Сжалившись, я решил снять с тысяцкого бремя выбора.

— Отец ей подарил, — сказал я, кивнув на лук. — С печенежского хана сняли.

Все, успокоился.

Раз не только муж (нурман без правильных понятий) почитает женщину воином, но и весьма и весьма уважаемый папа-князь, то вопросов больше нет.

Мы доплыли. Храбрую воительницу Зарю я вынес на берег на руках. Ну разве это не знак доверия к тем, кто нас встречал?

А встречали нас сурово. Стеной щитов. Нет, преувеличиваю. Не стеной, заборчиком. Который сразу распался, когда нас опознали.

— Сбежали от нурманов? — поинтересовался вылезший из строя незнакомый мне боец.

Вот так. Ни «здравствуйте», ни «как добрались». Какой невежливый.

— Сбежали? — фыркнул Любор. — Вот он, ваш нурман!

И показал на меня, гад пузатый.

— Какой же это нурман? Это ж наш Волчок!

Рулав. Вот это приятно.

— Здрав будь, Волчище!

Мы обнялись. Потом Рулав обнялся с Зарей, ткнул Любора кулаком в пузо, и строй встречающих распался окончательно.

— Я теперь с Трувором, — сообщил он. — Ольбард отпустил. Изборец держать, когда князь в отъезде, — пояснил Рулав, чтобы была понятна причина перемещения. Карьерный рост.

— Жнец тоже здесь? — сразу поинтересовался я.

— Нет. Он на полдень ушел.

— А ты?

— А я вот привел из Изборца кого смог, — пояснил варяг. — И знакомься: сотник плесковский Ставок. — Рулав хлопнул невежливого бойца по плечу. — А это, Ставок, Белый Волк, зять нашего князя, сам тоже князь и, главное, наш друг!

С нажимом на «друг», потому что плесковец глядел на меня, мягко говоря, недружелюбно.

— В Новом Городе что? — буркнул Ставок.

Я его проигнорировал:

— Рулав, пошли кого-нибудь собрать ваших старших. А у нас с тобой — особый разговор.

— Я задал вопрос!

Упорный.

— Мелок ты, Ставок, князьям вопросы задавать, — спокойно произнес Рулав. — Узнаешь со всеми вместе. Собери ополченцев огнищанских, кто там у них старшие, и приходите. Там все и узнаете. Спешки ведь нет? — спросил он у меня.

— Никакой. Беспорядок из-за Турбоя учинился. Теперь Турбоя нет, а с нурманским ярлом, которого он позвал, я договорился. Крови не будет. Миром договоримся.

— А Турбой что? — опять влез Ставок.

— Иди уже, настырный! — махнул рукой Рулав. — Дай с другом поговорить.

Толпа вокруг нас рассосалась, унеся куда-то Зарю и Любора. Ну да не пропадут.

— Дела на самом деле нехорошие, — сказал я Рулаву, понизив голос. — Этот Скульд — ярл Сигурда. И он знает и о Хрёреке, и о драккаре, который вы увели. Турбой разболтал. А если об этом узнает Змееглазый…

— Значит, узнать не должен! — отрезал варяг.

— Будет непросто. Кое-что Сигурд уже знает. Его драккар видел здесь какой-то купчик. А у Скульда почти тысяча хирдманов. И не пеньки вроде вашего Ставка, а лучшие воины Рагнарсонов.

— Ставок тоже с железом неплох. Хотя насчет пенька ты угадал. Пнем его и кличут. — Рулав ухмыльнулся. Но тут же согнал улыбку. — Что делать будем?

— Думать. О том, что я был с Хрёреком, тьфу, с Рюриком, Скульду невдомек. Турбой об этом разболтать не успел. Умер. А меня, кстати, Сигурд тоже просил выяснить, кто его драккар спер. Большую награду предлагал. Три за одного.

— Змееглазый? Просил? Тебя? — изумился Рулав.

— Я, помимо прочего, считаюсь человеком Ивара. И он был при разговоре.

— Тогда понятно.

Рулав прожил среди викингов не один год и об отношениях Рагнарсонов знал.

— Сколько людей у Рюрика нынче?

— Довольно, чтобы и с тысячей нурманов управиться.

— Это не просто нурманы. Это нурманы Рагнарсонов. Ты видел их в деле. Будет тяжко. Многие умрут. А ведь еще надо сделать так, чтобы ни один не ушел.

— Рюрик что-нибудь придумает. Он хитер, как сам Локи. Тем более и ты с нами. Ты же с нами, Волчище?

— Мы вместе, — успокоил я варяга. — Но надо, чтобы никто не разболтал Скульду обо мне и Рюрике. А для этого надо как можно быстрее его спровадить отсюда. Потому что тот же Любор с удовольствием стравит меня со Скульдом. Не нравлюсь я ему.

— Любору никто не нравится, — усмехнулся Рулав. — Но он — честный и не дурак. Я с ним поговорю. Чего он хочет, этот ярл Сигурда?

— Рюрика он хочет. И драккар. Новгород ему без надобности. Но если засядет за стенами, выковырять его оттуда у вас не получится. Хорошие стены, отличные воины, припасов в городе — на год осады. А если считать только нурманов, то и на три. Опять-таки четырнадцать драккаров. О судоходстве по Волхову и Ильменю можно