— Зачем тебе пять мониторов? — искренне удивился Денис.

— Наконец-то ты чего-то не знаешь.

— А сам разбираешься?

— Чуть-чуть.

— Научишь?

— Талант дается свыше.

— А у тебя талант?

— Говорят, да.

— Кто говорит?

— Опять не знаешь.

Они вышли на балкон, закурили.

— Это уже становится нашим традиционным местом свиданий, — заметил Денис.

На Москву накатывалась короткая летняя ночь. Совсем рядом в светло-синее небо уходила пика Останкинской башни. А дальше — море огоньков.

— Диктофона нет? — спросил вдруг Цыган.

— Что?

— Знаю я вас, чекистов. Стой смирно. — Цыган быстро обшмонал остолбеневшего Дениса. — А теперь слушай. Где-то месяца четыре назад… Нет, пять. Не помню точно, это неважно… В общем, Медведь пришел сюда. Он не мог найти тему для сценария. Во всяком случае, мне он сказал именно так: «Ищу тему». Ему нужна была информация. Желательно секретная. А еще лучше сенсационная, чтобы бомба была.

Грязнов напряженно слушал, не перебивая. Эти откровения были для него полной неожиданностью. Не зря, значит, он пришел, шестое чувство сработало.

— Он просил меня взломать базы данных МВД, ФСБ и кучи других контор. У него был целый список. Там банки всякие, фирмы…

— И ты что?

— Я в эти игры не играю. Засекут — башку отвинтят. Я ему так и сказал, что это чистая подстава. А друзья друг друга подставлять не должны.

— А он что?

— Он… спустя какое-то время помер… — Цыган щелкнул пальцами, и сигаретный бычок горящим самолетиком спикировал на асфальт, брызнув искрами. — Тебе это как-то поможет?

— Пока не знаю.

— Думай, Денис, думай. Я теперь на тебя надеюсь.

— Спасибо за доверие.

— А ты за какую команду болеешь?

— За ЦСКА.

— А я за «Спартак»! Сыграем по сети?

— Я не умею…

Трехмерные футболисты бегали по компьютерному монитору, делали подкаты, забивали голы… Денис и Цыган сидели друг против друга, жали на клавиши и веселились так, будто снова перенеслись в то беззаботное время, когда Денис приезжал в Москву и жил в этом дворе, у дядьки. И все они подростки — собирались вместе…

— Получи! — радостно кричал Грязнов, забивая очередной гол.

— Неплохо! — подбадривал его Цыган. — А вот так тебе! И вот так! Банка!

Денис продулся в прах и, хотя проигрывать жуть как ненавидел, совсем не расстроился, пообещав отыграться в следующий раз. Затем их разговор как-то плавно перетек в воспоминания, а где воспоминания, там и выпивка, и смех, и слезы…

Засиделись до поздней ночи, но культурно, сохранив человеческий вид.

Когда Грязнов вышел во двор, была уже глубокая ночь.

— «Спартак» — чемпион! — крикнул с балкона Цыган.

— Кто болеет за «Спартак», тот с рождения…

— Сам такой!

— Молодой человек! Скажите, пожалуйста, который час?

На крылечке перед магазином стояла сухонькая старушонка. Она держала рукой сумку на колесиках.

— Без пятнадцати два.

— Ох, обеденный перерыв, — расстроилась старушка.

— Ночи… — добавил Денис.

— Да, перерыв с часу до двух, — прочитала она табличку.

— Бабушка, сейчас два часа ночи! Идите домой!

— Ничего, я подожду. Пятнадцать минут осталось.

Следующее утро принесло сюрприз. Да не просто сюрприз, а сюрпризище!

Видеомагнитофон починили, и теперь можно было просмотреть таинственную кассету от неизвестной женщины.

На экране телевизора вдруг появился Михаил Тигранович Вакасян. Он сидел под ярким лучом лампы. Вокруг его сутулой фигуры чернела мгла. У Вакасяна было испуганное, даже какое-то затравленное лицо. Голос его дрожал от волнения.

«Господа! Хочу сделать официальное заявление. Я нахожусь в очень потаенном месте, и на это имеются веские причины. Мне угрожает смертельная опасность. Я боюсь. Боюсь страшного, коварного убийцы. Не пытайтесь меня найти, я сам выйду из добровольного заточения, как только вы обезвредите этого… этого… я даже не могу подобрать слов, чтобы описать тот ужас, что наполняет меня при одной только мысли о нем…»

Грязнов и Щербак сидели в агентстве перед телевизором. Они коротко переглянулись и снова вперили свои изумленные взоры в экран.

— Не помешаю? — В холле появился Самохин.

— Помешаешь!

— Я только папочки взять. — Самоха открыл дверцы шкафчика, набитого всякими канцелярскими принадлежностями. При этом профессиональное любопытство все-таки заставило его скосить глаза на телевизор. — Я быстренько.

«Фамилия этого гадкого человека — Варшавский, — продолжал Вакасян. Вам могло показаться, что нас с Варшавским связывают теплые и дружеские отношения. Смею вас заверить, это далеко не так. Позвольте вкратце описать суть дела…»

— Ого! — многозначительно изрек Самохин.

— Иди отсюда! — цыкнул на него Щербак.

— Слушаюсь! — щелкнул каблуками Самохин, но с места не сдвинулся.

«Не далее как две недели назад, накануне трагической смерти Кирилла Медведева, вышеупомянутый Варшавский признался мне, что планирует совершить убийство. Он сказал, что сделает это ради раскрутки нашего фильма, дескать, громкий скандал обязательно привлечет к нему внимание общественности. Простите, господа, что не сказал вам этого раньше. Бог мне судья. Но заклинаю вас! Задержите его! Ибо убийство Кирилла не последнее злодеяние Варшавского. Он вынашивает зловещие…»

На этом запись обрывалась. Грязнов продолжал тупо смотреть на экран. Он был просто в шоке.

— Как раз в этом месте пленку зажевало, — пояснил Щербак. — Ну? Что вы об этом думаете, шеф?

— Что тут думать? — не выдержал Самохин. — Брать надо этого гада, а там разберемся!

— Коля!

— Меня уже нет! — И Самохин, прихватив стопку папок и бумаги, толкнул дверь ногой и выкатился из комнаты.

— Фестиваль! — схватился за голову Денис. — Он сегодня в Германию улетает! Поднимай ребят! Я дядьке звоню!..

Грязнов вцепился в баранку, как в штурвал парусника во время шторма. Рядом сидел Щербак. Сзади — еще двое сотрудников. Из динамиков громко неслась песня группы «Дюна», и все четверо горланили вместе с солистом:

— «Наш Борька бабни-и-ик! Наш Борька бабни-и-ик!»

Мигая фарами и вереща сиреной, автомобиль на бешеной скорости летел по разделительной полосе.

Они вбежали в здание аэропорта Шереметьево-2. Грязнов тут же кинулся к окошку справочной.