- Ребята, поймите: я не готова к такому выбору. Но они настаивают, а все эти посиделки происходят, конечно, на глазах у Марата и Миши, которые, как вы помните, живут в моем доме. Они все это видят и говорят:

- Что, Лолита, развлекаешься? Новые игрушки себе нашла? А на моей лестничной клетке находятся четыре квартиры, и знаете, я за это время о своих соседях столько интересного узнала, что даже сама была не рада. То есть, сидя там с Арсеном и Высухой, я слышала все разговоры, которые происходят за дверьми соседних квартир. Ровно напротив меня жила одна семья, там девочке четырнадцать лет было. Но хотя она моя ровесница, она практически никогда не гуляла, ничего такого не делала и даже со мной не общалась. А мне интересно почему она с нами не тусуется? Вроде симпатичная, мне было бы веселее, мы бы с ней сейшены устраивали. Но Валя никогда не выходила гулять. А отец у них пьяница, недалекий человек, огромный, как шкаф, и с такой рожей, как у свиньи. И мама, прямо скажем, тоже ему под стать. А дочка, эта Валя, по сравнению со своей мамой выглядит как Дюймовочка. И вот однажды мы сидим на ступеньках лестницы - я, Арсен и Высуха. Базарим, как всегда, и вдруг слышим какието звуки за дверью Валиной квартиры. Сначала типа плач, а потом голос, очень похожий на мой. Девочка - ей четырнадцать лет - плачет и говорит:

- Пожалуйста! Прошу, не делай этого! Пожалуйста! Мне больно, не надо!… Знаете, в первую секунду я подумала, что это меня уже глючит, что у меня в памяти чтото всплывает или белая горячка началась. А Арсен с Высухой сначала ничего не слышали, они на гитаре играли. Я сказала:

- Прекратите! Тихо! Они прекратили и тоже услышали - там слышимость идеальная. Как будто стены сделаны не из кирпича и бетона, а не знаю - из картона какогото. Потом мы услышали за этой дверью тяжелые шаги, я резко поднялась и - на следующий этаж. Пацаны за мной. Слышим: подошел лифт, открылась дверь, и Валин отец уехал. Я поднесла палец к губам, показала ребятам, чтоб они сидели тихо, и спустилась вниз, приложила ухо к Валиной двери. А она, оказывается, сидела у своей двери с той стороны и плакала. У них была большая собака, и, наверное, она разговаривала с ней. Она обращалась к ней, как к другу, плакала и говорила:

- Я ненавижу себя, ненавижу… Я хочу умереть, мне надоела эта жизнь! Господи, ну за что, за что? Почему мне так все досталось? Ну, пожалуйста, ну, я прошу тебя, Господи, забери эту жизнь! Мне не надо! Я не хочу жить! Я не хочу жить так… Знаете,- я хотела открыть эту дверь, сесть с этой девочкой и поговорить. Но рядом были пацаны, я не стала делать этого при них. А потом, конечно, я с ней законтачила, и, короче, выяснилось, что эту девочку с одиннадцати лет насилует ее собственный отец. Сначала, до одиннадцати лет, он ее бил. Еще когда мы ходили в садик и она была в младшей группе, а я чуть постарше, она постоянно, каждый день приходила в синяках. Воспитательницы ее маму спрашивают: «В чем дело?» Та говорит: «Упала с кроватки ночью». И всякие такие отмазки. То есть до одиннадцати лет отец ее избивал. А после одиннадцати лет начал насиловать. Первый раз он ее изнасиловал, когда они были на даче вдвоем. Он изнасиловал ее в огороде. И взял с нее клятву, что она будет молчать, иначе он убьет и ее, и мать. Она, конечно, пообещала. С того дня почти каждый день в течение трех лет он перед выходом на работу ее бил и насиловал. Это было так ужасно - когда она мне это описывала… Потом, после разговоров со мной, Валя всетаки набралась смелости, рассказала об этом бабушке. Та стала рыдать и причитать, сказала Валиной маме. Но ее мама ничего не сделала, даже не попыталась развестись или подать в суд. То ли она ревновала Валю, то ли просто не любила ее. А когда уже в пятнадцать лет Валя познакомилась с парнем и стала с ним заниматься любовью, ей это было больно, отвратительно, она это ненавидела. Он называл ее самой лучшей, целовал, обнимал, а она ничего не чувствовала, кроме боли, и считала себя просто сучкой. Хотя в чем она виновата? Сейчас она живет у тети. Отец продолжает преследовать ее. Квартиру здесь они пропили, и теперь напротив нас живут другие люди. Не знаю, сможет ли она найти выход из этой ситуации. Но тогда, в тот день, когда эта Валя сидела под дверью и плакала, то, вы не представляете, даже у этих пацанов, Арсена и Высухи, сжалось сердце, А у меня было такое чувство, как будто там, за дверью, сидит моя вторая половинка… А еще был один случай - веселый. Мальчик - ему около девятнадцати лет - живет с мамой и бабушкой на той же площадке, в другой квартире. Такой парень среднего образования, не пойми что, и ничего особенного из себя не представляет. И вот както вечером он собирается на очередную гулянку, а его мама, провожая его, вышла за ним в прихожую. И, стоя, значит, перед наружной дверью, говорит:

- Сыночек, ты там поаккуратней, с девушками особо не общайся. И ничего такого не делай, о чем потом пожалеешь. Вы представляете? У пацана уже возраст какой, а мама ему диктует и по ходу дела сует ему, видимо, чтото в карман. Тут он психанул и во весь голос:

- Мам, ты чё? Я себе сам могу купить гондоны! А я сижу на лестничной клетке и отчетливо это слышу. Мне стало так смешно - я не могла сдержаться! А Арсен с Высухой просто ухохатывались. Я же говорю: это был не подъезд, а аншлаг.

Часть четвертая. Четвертая кассета, или Как Настя Петра потеряла.

Начну я эту кассету со стиха. Надеюсь, он вам понравится. Я тополиный пух люблю. Он напоминает снег в жару. Для меня прекрасней ничего и нет - Я хочу в пуху увидеть белый свет. Он так весело летит и медленно ложится На ладони, волосы и на ресницы. Он как будто шаль из облаков, Ветром раздуваемая новь. В детстве я была очень обязательным ребенком, я приходила из школы домой и, даже не поев, сразу же садилась за уроки. Пока я их не сделаю, я никогда не вставала. Хотя во дворе у меня были две замечательные подружки, мы гуляли, бегали, катались на велосипедах - все, как положено детям. Одну подружку звали Галя, вторую Юля. Они для меня были идеальными. Юля была очень боевым ребенком. Она в любой момент могла нагрубить и взрослому, и подростку. А Галя - нет. Она была мягкая, нежная, чемто всегда напоминала котенка. И я эти имена просто обожала. Я маме говорила: «Мам, ну почему ты меня не назвала Галя? Ну почему ты меня не назвала Юля?» И у нас была простая детская хорошая дружба. Мы учились в одной школе и все дни проводили вместе. Но в восьмом классе, когда мне было тринадцать лет, со мной происходит то, с чего я начала рассказывать вам свою историю. Меня изнасиловали три парня. После этого я вообще перехотела гулять. Мама говорит:

- Что такое, Настя? Ты даже не гуляешь! Иди погуляй! Она меня просто пинками выпроваживала из дома. Приходилось идти, но я не хотела встречаться ни с кем из знакомых и ехала гулять в другой район. А чтобы поехать в другой район, мне надо было сесть на автобус. И хотя от моего дома до автобусной остановки ровно сто метров, даже эти сто шагов были для меня пыткой. Я шла, никуда не глядя, опустив голову, ни на кого не оборачиваясь. Если меня окликали, я вздрагивала. Я не хотела никого видеть. А в моем доме живет много хороших ребят, с которыми я раньше общалась. Но после всего случившегося я перестала выходить к ним, перестала пить с ними пиво, сидеть на лавке и лялякать до двух ночи. Кстати, на самом деле это, может быть, и хорошо, потому что сейчас они нигде не учатся. Практически половина из них не работает, ничего не делает. А я не хочу для себя такой жизни, у меня другие ориентиры… Впрочем, это уже другой разговор, а тогда мои подружки Галя и Юля подумали, что я зазналась. Мол, я зазналась и не хочу с ними даже здороваться. Тем более что мой отец в это время покупает новую машину. И, видя это - как же! я на новой машине! на «кадиллаке»! - они говорят: «Настя зазналась, у нее папа крутой!» - и все такое. А мне это до того обидно - я вообще перестаю общаться с кем бы то ни было в моем районе. К тому же в скором времени у нас во дворе и все лавочки убрали. Но прошло какоето время, гдето с полгода, и я решила: а чё я себя мучаюто? Все равно мне терять уже нечего. Надо гулять, встречаться с ребятами, проводить хорошо время, я же ничего не теряю. И когда я начала встречаться с парнями, я стала вести на них досье. Нет, на самом деле, у меня была записная книжка, маленькая такая, тоненькая. Там я писала имя, фамилию, дату рождения, где и как познакомились, сколько были вместе. То есть я стала коллекционировать их. И в конце каждого года считала среднеарифметическое. В среднем у меня выходило четыре парня за месяц, сорок восемь парней в год. Я считала, что это неплохое количество. Иногда меня пацаны спрашивают: «А чем один парень отличается от другого в постели?» Хм… знаете… это то же самое, что фрукты. Чем один фрукт отличается на вкус от другого? Хотя с кем бы я ни спала, я каждого любила. Я бы никогда не смогла лечь в постель с тем, кого не люблю. Даже если у меня были к комуто не очень определенные чувства, я умела уверить себя в том, что я его люблю. И всех, с кем я спала, я любила. За исключением первых трех. А порой мне кажется, что отдаться я могу человеку просто за красивые слова. Вот недавно совсем… Я была на свадьбе. И там был один молодой человек… "А у меня было платье с большим таким декольте, и вся моя грудь была украшена блестками - такими маленькими, они блестели. И мы с ним танцевали, он говорит: Можно, я поцелую твою грудь? Я говорю: Ты что! Здесь много людей! А он: Ну пожалуйста! Я: Ладно, так и быть… И вот он целует и говорит: