В чем же причины подобной легитимации высших позиций резидентной аристократии?

Уорнер отмечает, что признание потомков старожилов в качестве хранителей «ценностей места» имеет под собой, прежде всего, символические основания:

Таким образом, легитимация статуса резидентной элиты наделяет все сообщество статусом резидентного. Иными словами, признавая претензии старых семей на выражение «ценностей города», Янки-сити как город-резидент получает право на символический патронаж и выражение «подлинных ценностей страны».

Возникающие на последней стадии развития резидентальной дифференциации различия между «старыми» и «новыми» семьями менее заметны, нежели различия между резидентами и нерезидентами или «старожилами» и «новоприбывшими». Потомка первопоселенцев от внука иммигрантов отличает только легитимированное сообществом право на выражение «определений места» – право, передающееся по наследству. В отношении же «ресурсов» или «компетенций» существенных различий между ними нет.

Однако мы можем рассмотреть и обратную ситуацию, когда за человеком, прожившим «на месте» меньше многих новоприбывших, закрепляется статус потомственного резидента. Таково положение блудного сына (homecomer’а), «вернувшегося домой отпрыска старых семей», который одновременно принадлежит и самой «старой» и самой «новой» резидентной группе.

«Возвращающийся домой» – это человек, по праву рождения принадлежащий резидентному классу (а возможно, и высшему, «старосемейному», его слою), но покинувший место рождения и вернувшийся домой как «чужак», «новоприбывший». Маргинальность его положения обусловлена расхождением двух резидентальных критериев – происхождения (критерий вторичной резидентности) и срока проживания (критерий первичной резидентности).

Тема «возвращенца» в социологической теории отделена от темы «чужого». Так, А. Шюц в эссе «Возвращающийся домой» указывает на ее связь с проблемами «времени, памяти и смысла» [Шюц 2004: 552]. Базовая метафора рассуждений Шютца – туман, застилающий Итаку, не дающий возможности Одиссею узнать свой родной остров и не позволяющий Пенелопе увидеть Одиссея. В памяти «возвращенца» сохраняется лишь некая «типизация дома», в ней отсутствуют необходимые резиденту воспоминания. «Возвратившийся домой» в определенной степени утрачивает память. Он оказывается одновременно «своим» и «чужим», «коренным» и «пришлым».

Яркий пример влияния «возвращенца» на резидентальное сообщество можно найти в романе Г. Г. Маркеса «Сто лет одиночества».

Город Макондо вначале представляет собой «небольшое селение с двумя десятками хижин, выстроенных из глины и бамбука на берегу реки» [Маркес 2002: 4], основанное Хосе Аркадио Буэндиа и двадцатью его друзьями, последовавшими за ним со своими семьями из портового города Риоачи вглубь континента. Особо подчеркивается, что «добраться до города в те времена было почти невозможно» [там же: 9], а потому Макондо развивается как герметично замкнутое социальное образование, в котором неоспоримым является авторитет Основателя:

Дом – внешнее выражение статуса резидента. Маркес не указывает на то, какое именно место занимает дом Буэндиа в селении, однако сама планировка города намеренно эгалитарна:

Изменение привычного уклада жизни поселенцев начинается с появления «пришлых»:

Таким образом, в Макондо сложились основные условия становления резидентальной дифференциации: относительно замкнутое пространство сообщества и приток новых обитателей. Следующий этап ознаменовало принятие новоприбывшими определения места и ценностей резидентов, наиболее авторитетным из которых остается Основатель: