— Гораций? — спросил я. Голос мой спросонья звучал хрипло и грубовато. Что это, интересно, мальчишка делал у меня в постели?

— Я разве похожа на мальчика? — прозвучал рядом со мной женский голос.

Я рывком сел и охнул: комната резко завалилась вбок. Перед глазами все поплыло. Я не рискнул повернуть голову и провел взглядом по нежной руке — белой, как мрамор — до острого локотка. Затем мой взгляд переместился к мягкой линии плеча, от него — к изящнейшей шее, и наконец предо мной предстало лицо, прекраснее которого я не видел никогда.

Я узнал ее. Это была та самая женщина, которая не далее как вчера показывала мне дорогу к покоям Дворкина…

Еще мгновение — и мой разум более или менее прояснился. Я не имел обыкновения забывать имена красоток, потому вспомнил имя и этой женщины.

— Реалла? — проговорил я.

— Да, лорд Оберон.

Она улыбнулась и провела кончиками пальцев по моей скуле. От ее аромата — диковинного и пряного — сердце у меня бешено заколотилось.

Она лежала под простынями рядом со мной. Ее золотистые глаза на миг встретились с моими, но она тут же смущенно потупилась. Я видел ее чуть приоткрытые губы, а за ними — ровные и прекрасные, словно жемчужины, зубы, а еще — тонкий, чуточку вздернутый нос и высокие бледные скулы. Мало я видел женщин, способных сравниться с нею красотой.

— Что ты здесь делаешь? — спросил я негромко и озадаченно. Меньше всего я ожидал, проснувшись, увидеть рядом с собой такую красотку.

— Вот не думала, что вы станете спрашивать, — проворковала она, прижавшись ко мне и положив голову мне на грудь. — Ведь вы хотели, чтобы я была здесь… правда?

— Да, — прошептал я. Так оно и было. Я возжелал ее с того самого мгновения, как увидел в коридоре.

Я заглянул под простыню. Как я и думал, Реалла была обнажена, и — если такое вообще возможно — я бы сказал, что от шеи и ниже она была еще прекраснее. Я опустил простыню и улыбнулся ей. Случалось мне в жизни просыпаться и лицезреть куда менее приятные сюрпризы.

— Ну вот… — хихикнула она. — Потому я здесь.

— Значит, ты богиня… — проговорил я с улыбкой.

— Никакая я не богиня, милорд.

— Значит, ты притворяешься богиней?

От этих слов женщины обычно заливались краской, и Реалла не стала исключением. Розовая волна пробежала по ее шее и щекам. Краешки чудесных губ тронула усмешка.

— Вы очень любезны, милорд.

— Зови меня просто Оберон.

— Как прикажешь, Оберон.

Я с трудом сглотнул — во рту жутко пересохло — и попытался вспомнить хоть что-нибудь из того, что произошло ночью. Мы чем-то занимались? Я помнил, что ложился спать в гордом одиночестве. Реаллы рядом со мной не было. Последним, кто мне запомнился, был Гораций, усевшийся на табурет около моей кровати и вперивший в меня бдительный взор.

Я обвел комнату подозрительным взглядом, но мальчишки нигде не было. Куда же он подевался? Наверное, убрался к себе в комнатку, как только тут появилась Реалла. У него обычно хватало ума, чтобы понять, когда он мне нужен, а когда — нет.

И все же… как же так? Почему я ровным счетом ничего не помнил о том, что происходило ночью?

Я сдвинул брови и задумался. Да нет, пожалуй, я все-таки кое-что помнил. Почему-то сохранилось у меня смутное впечатление, будто она была здесь, рядом со мной… я помнил, как ее тело тесно прижималось к моему телу… помнил ее жаркие губы… как они сливались с моими губами, прикасались к моей груди…

Но призрачный образ истекшей ночи мгновенно исчез. В точности я не помнил ничего… и не мог откровенно утверждать, что Реалла пробыла со мной всю ночь. У моих воспоминаний был странный, спутанный привкус, как у полузабытого сна.

А может быть, я спал, когда мы занимались любовью? А может быть, просто был сильно пьян? Мне смутно помнилось, что я вроде бы выпил поднесенное Реаллой бренди…

А потом воспоминания отступили, и остались только мы двое, лежащие в постели. Реалла продолжала нежно гладить мое лицо и тереться щекой о мою грудь. Я обвил рукой ее плечи и притянул женщину ближе к себе. Мне было тепло и хорошо, и я надеялся, что это мгновение никогда не оборвется.

— Ты не такой, как другие из твоего семейства, Оберон, — сказала мне Реалла. — Ты добрый… и теплый… м-м-м…. И мне это так нравится…

— Я хотел спросить тебя о прошедшей ночи, Реалла… — пробормотал я и нахмурился.

— Ты ничего не помнишь, — проворковала она и негромко рассмеялась. — Я знаю. Не переживай.

— Я что, был настолько пьян?

— Немного пьян, пожалуй… но я дала тебе сонного зелья. А раньше, когда я подошла к тебе в первый раз, твоим сном владели демоны. Ты стонал, жаловался, что комната двигается, а еще кричал, что на нас напали…

— Страшные сны, — догадался я. — Кошмары. Галлюцинации.

— Да, Оберон. — Она вздохнула. — Ты говорил, что на нас напали адские твари… а меня называл Хельдой.

— Хельда! — От звука этого имени я вздрогнул всем телом. Хельда… Моя милая Хельда. Адские твари убили ее в Илериуме. Она стала ни в чем не повинной жертвой. Если бы не я, она бы сегодня была жива.

— Да, вот так и называл.

— Прости, Реалла, — пробормотал я, покопался в памяти, но почти ничего не вспомнил. — Я не помню…

— Тс-с-с, это не важно, — проговорила она и слегка поежилась. — Давай поговорим о чем-нибудь более приятном.

— Конечно. — Я нежно поцеловал ее в лоб. — Спасибо тебе.

— Не за что. — Она намотала на длинный острый ноготь завиток волос у меня на груди. Это прикосновение показалось мне очень чувственным. Исходившие от нее ароматы — ее собственный и запах ее духов — окутали меня, словно облаком. Я глубоко дышал, и голова у меня шла кругом. — Мне было велено приглядывать за тобой, — продолжала Реалла. — Ну… вдруг бы тебе чего-то захотелось…

— А чего? Чего угодно?

Она улыбнулась в ответ, и я, прочитав в этой улыбке призыв, поцеловал ее губы, щеки, веки. Ее длинные ресницы затрепетали и пощекотали мою кожу, будто крылышки пойманного мотылька.

— А теперь? — прошептал я. — Как думаешь, чего мне больше всего хочется теперь?

— Вот этого.

Она вдруг приподнялась и поцеловала меня долгим и страстным поцелуем. Я без промедления ответил ей взаимностью и крепче прижал ее к себе. В это мгновение я послал далеко-далеко и свое семейство, и Владения Хаоса. Сейчас я желал Реаллу так же сильно, как она меня, а все остальное не имело никакого значения.

Через некоторое время, когда мы, изможденные, лежали поверх скомканных простыней, я почувствовал, как меня окутывает чувство глубочайшей радости. Реалла все еще лежала, прижавшись головой к моему плечу, ее нежное дыхание грело мою щеку, и я понимал, как, оказывается, истосковался по женской ласке и сочувствию. Теперь я не казался себе таким одиноким в этой враждебной стране, я ощущал себя частицей чего-то большего, нежели я сам. Я был необычайно доволен и счастлив.