Если же такой вот зажатенький хочет вступить в дискуссию, он начинает словами: «Я это говно в руки не беру, но как-то друг сунул мне в дорогу, я вынужденно читал, пролистывая страницы…»

Вообще-то первая ступень взросления начинается, когда такое вот начинает ощущать, что родители – это одно, а он – другое. Выражается это в неприятии всего, что скажут «старики», и в приятии, так сказать, того, что говорят такие же, начинающие обособляться от предыдущего поколения.

Вот на этой стадии их и надо ловить, потому что дальше подросток начинает вычленять свое мнение из массы тех молодых волков, в чью стаю прибился, когда отделился от «старых», и чье мнение разделял безоглядно и не подвергая сомнению.

Если я в самом деле лидер, каким меня считают наши, то я должен отыскать пути, как выражать протест против системы не только личный, но и всего своего поколения. А для этого нашу группку нужно расширять и расширять…

Рядом Данил и Грекор все еще никак не отойдут от впечатлений о митинге, спорят и перетирают всякие интересные моменты, наконец Данил сказал азартно:

– Это был пусть не совсем дурацкий митинг, мы отожгли, но какой-то не совсем наш!..

Грекор насторожился:

– Это в каком смысле?

– Драки хочу, – заявил Данил хищно. – С ментами!.. Или ОМОНом, кого выставят против нас!.. Мы ломаем систему или нет?

Грекор замялся, посмотрел на меня. Я ощутил важность, чуточку раздулся, как жаба на солнышке, и сказал мудро:

– Нужно обставить так, чтобы не мы затеяли драку, а они напали!

– Зачем?

– А про корреспондентов забыл? – сказал я. – Там же на каждого митингующего по пять газетчиков с телекамерами!.. Прямой репортаж ведут!

– Да и мобилами все снимают, – вставил Грекор.

Зяма сказал вежливо:

– Бугор, не гони волну. Они покажут только то, как менты наших вяжут. Да еще с такого ракурса, будто еще и руки выламывают, волосы выдирают!.. Кстати, не забывайте стонать и корчиться, будто вам отрывают помидоры. При умелом монтаже на экране будут только звери-менты и вы, страдальцы за демократию…

– Это да, – согласился я, – но все равно не надо, чтобы где-то на ютюбе тиснули кадр, как все было на самом деле.

– Монтаж, – сказал Зяма категорично. – Состряпано, да еще и неумело, в коридорах госдепа Кремля! Вон даже заметно склейки, видите, видите?

– Все равно, – отрубил я, – даже при всеобщей поддержке и такой же всеобщей ненависти к власти не надо давать врагу даже мелкие козыри. Потому в передних рядах пойдут Люська и Марина, а ты, Данил, зафигачишь булыжником покрупнее по ОМОНу, когда они сблизятся. Если попадешь хорошо, то те набросятся, озверев, на первых попавшихся, вот и будут снимки, как эти здоровенные жлобы вяжут хрупких невинных девушек!

Данил сказал истово:

– Да я тем гадам не одну рожу разобью оружием пролетариата. Никакой щит не укроет и не спасет их толстые морды!

– Только оружием пролетариата, – предупредил я. – Тогда тебя не покажут, а вот если сцепишься врукопашку, то как ни выбирай ракурс…

С первого стола раздалась звонкая и даже резкая телефонная трель. Мы все оглянулись в удивлении, уже и забыли о таких, это же доставшийся в наследство городской телефон, эдакая древняя глупость, у каждого мобильник с двумя симками, но я с момента вселения все же повесил его в контакты в социальных сетях, начиная с фэйсбука.

А еще там же создал группы настов, велел всем нашим зарегиться, а также по возможности поддерживать веселый треп, типа мы умные, дерзкие и крутые, принимаем не всех, а с кандибобером, а что это такое, узнают в общении.

Звонок, громкий и дребезжащий, продолжал надсадно требовать, чтобы кто-то подошел и снял трубку.

Я наконец вышел из ступора:

– Люська!.. Давай работай.

Люська, мгновенно сориентировавшись, села за стол и, состроив очень серьезную рожицу, подняла трубку.

– Слушаю вас.

Голос ее звучал так, словно уже лет сто работает секретарем у самого президента, вот что значит смотреть политическо-эротические боевики.

Я показал ей кулак, она послушно прижала кнопку громкой связи, мы услышали молодой бойкий голос:

– Говорит корреспондент независимой газеты «Москов Индепендент» Сергей Ананьев. Нам сбросили ссылку на ваш сайт… у вас в самом деле такая партия?

Она ответила деловито:

– Пока только общество. Что вы хотели?

– Я бы хотел узнать о вас побольше, – ответил он такой же скороговоркой. – Возможно, удастся написать даже статью. Или дать информашку.

– В газете?

Голос прозвучал понимающе победно:

– Да какие сейчас газеты? Эти динозавры свое отжили. У нас веб-ресурс!

– А-а-а, – сказала она, посматривая на меня опасливо и стараясь правильно истолковать знаки, которые я подаю. – Ну, веб-ресурсы сейчас у каждого мальчишки… А какая у вас специализация?

– У хороших журналистов не бывает специализации, – ответил он покровительственным тоном, снисходя к звонкоголосой девушке, – мы должны писать обо всем… и умеем это делать. Я в данное время больше всего пишу о всевозможных фриках…

Она посмотрела на мое лицо, сделала строгое лицо и сказала гордо:

– Тогда вы не по адресу. До свидания.

Она уже опускала трубку, когда голос завопил:

– Постойте-постойте, не кладите трубку! Вы же понимаете, любая известность работает на вас, даже если это черный пиар? Вот посмотрите, как в инете мелькают фотки Ани Межелайтис, то пьяной, то со спавшими трусиками, то вообще без них… Но директора ресторанов платят ей по пятьдесят тысяч долларов только за то, чтобы она у них пообедала, и остальные ее увидели!

Я кивнул, Люська состроила гримаску и ответила крайне холодно:

– Хорошо, приезжайте. Но не обещаю теплый прием.

И положила трубку, повинуясь моему жесту.

Корреспондент приехал не один, а с оператором, два молодых щуплых парнишки, второй вообще такой, что сгибается и пыхтит под тяжестью видеокамеры, якобы профессиональной, хотя такие дают изображение не лучше, чем камеры обычных мобилок.

Оператор начал с ходу снимать помещение, особенно стену с нашими лозунгами, попросил Люську попозировать, а сам журналист сунул мне под нос микрофон и сказал:

– Сергей Ананьев из «Москов Индепендент», раздел «Фрики», господин Крякун, вы являетесь руководителем вашей организации?

– Мне нравится ваша фамилия, – ответил я вежливо, – есть в ней нечто такое бодрящее… Мы готовы вас принять в нашу организацию только за фамилию.

Он пробормотал, еще не врубившись: