– Почему ты раньше не показал?

– И упустить возможность полюбоваться тобою в гневе? У нас полно времени, чтобы обдумать нашу неизбежную гибель, а вот чтобы насытить желудки – гораздо меньше. К тому же я обеспечил себе преимущество в выборе сладостей.

– Во всем ищешь светлые стороны.

– Чего ж плохого в сытости и довольстве, – взмахнул тарелкой Викрам.

В животе заурчало. Викрам вроде выглядел как прежде, так что о ядах, скорее всего, можно было не волноваться. Я присела рядом, взяла халву и повернулась лицом к углу квадратной комнаты, напоминавшему вид из окна моих покоев.

– Твой дом? – спросил Викрам.

Я кивнула.

– А угол с видом на Уджиджайн… твой?

– Да.

Его угол смотрелся странно. Викрам словно окидывал взглядом все королевство. Холодно. Собственнически.

– Ты любишь Бхарату, – сказал он без единой вопросительной нотки.

– Люблю.

– Так почему согласилась участвовать в Турнире? Могла бы выждать оборот луны и помчаться назад в свою обожаемую страну.

Я прикусила губу. Если просто ждать без всякого плана, Налини умрет. Да и не то чтобы я могла спокойненько вернуться в родные края в конце лунного цикла. Стоит мне ступить на землю Бхараты – и Сканда казнит Налини, а всю вину свалит на меня. Все игры, манипуляции, потери и секреты станут напрасны. Хуже того, если мы лишимся поддержки племени Налини, Бхарата погрязнет в войнах.

– Так сложилось, – выдавила я под внимательным взглядом Викрама.

– Что такого ты натворила, что родное королевство пожелало твоей смерти?

Я стиснула руки.

– Скажем так, из-за обстановки в Бхарате мне пришлось сыграть в политическую игру, в которой я рассчитывала победить. Не победила. Отсюда и смертный приговор.

Викрам закатил глаза и медленно похлопал в ладоши.

– Принцесса училась театральному ремеслу? А по городу в капюшоне народного мстителя ты, случайно, не бегала?

– Ты ничего не знаешь ни о моей жизни, ни о том, каково мне пришлось, – сердито пробурчала я. – Все принцы одинаковы. Не тебе судить о чьих-то сражениях, раз уж сам ты ни за что никогда не боролся.

Его взгляд заострился.

– А вот тут, принцесса, ты ошибаешься.

Я вздохнула и потерла виски:

– Теперь, когда мы поели и поспорили, может, обдумаем загадку?

– Мы знаем, что путь в Алаку лежит через север. О том же говорит и статуя Куберы. Но статуи установлены на колесе…

– И когда оно остановится, будет неясно, верно ли указано направление.

Викрам сдвинул брови. Затем отставил кубок, нарисовал на земле помост и восемь дверей и уставился на них, соединив перед собой подушечки пальцев. Я застонала. Терпение лопнуло.

– Зачем ты это делаешь?

– Что именно?

– Вот это. – Я передразнила его позу, свела брови и попыталась нагнать побольше безумия в глаза.

– К твоему сведению, это моя медитативная поза.

– К твоему сведению, выглядит нелепо.

– А сама-то? – Втянув щеки и злобно прищурившись, Викрам указал сначала на свое лицо, потом на мое. – Это твой подход к медитации?

– Это не связано с медитацией, – огрызнулась я.

– Ах, простите. Очевидно, это твое воинственное сейчас-я-высосу-твою-кровь лицо. Может, подберешь выражение, которое не будет напоминать возмущенную кошку?

– Уж лучше так, чем переплетать конечности, будто паук-переросток.

– Паук-переросток, который редко ошибается.

– Мое воинственное сейчас-я-высосу-твою-кровь лицо спасло тебе жизнь.

– А поза паука-переростка спасет твою.

Викрам уперся подбородком в сцепленные ладони и чуть склонил голову. Бледный свет скользил по резким граням его лица, от узкого носа и острых скул к дьявольским губам, которые вечно подрагивали на грани смеха. Поймав меня за разглядыванием его губ, Викрам ухмыльнулся. Я еле сдержала несколько отборных проклятий.

– Когда Ушас покинет свой дом – это, считай, рассвет. То есть первые лучи. Полагаю, колесо замрет. Вероятно, в самом низу, так что мы сможем через помост перебраться к восьми дверям. Нужно следить за статуями всю ночь, вдруг они начнут опускаться.

– Тогда до рассвета надо решить, в дверь какой статуи мы войдем, – заметила я. – Неизвестно, как долго помост будет стоять на месте. Предложения?

Викрам постучал пальцами друг о друга:

– По-моему, нужно следовать за статуей Куберы в направлении истинного севера.

– Слишком просто. – Я подняла пергамент со стихами и прочла вслух: – «Сотни здесь искали славы, сотни полегли». Уверена, многие из них выбрали самый простой путь.

– Дело не в простоте и прямоте пути, – возразил Викрам. – Магия – это испытание веры… Иначе зачем было бежать из Уджиджайна, есть демонический фрукт и позволять мучить себя воспоминаниями, если мы не верим в то, что предлагает Турнир?

Он впервые заикнулся о пережитом в Гроте. Боль промелькнула в его глазах так быстро, что ее можно было принять за отблеск мерцающего над нами света. Но я успела уловить эту вспышку.

– Твоя убежденность основана на чувствах, а не на фактах, – возразила я. – Пойти на север слишком легко. Похоже на ловушку.

– Но в том и коварство этого места. Сколько раз ответы были невероятно просты, и все же кто-то выбирал дорогу шипов, а не роз?

– Этого мало.

– Как это по-человечески.

– Ничего не могу поделать со своими человеческими замашками.

– Мало, много, какая разница? Магия выбрала нас не просто так. Ты верила в Иномирье до того, как увидела его своими глазами?

Я кивнула.

– В этом вся магия, – произнес Викрам. – Надо верить.

Он говорил так искренне, что я почти поддалась. Но он страдал тем, чего я давно лишилась. Наивностью.

Быть может, когда-нибудь мир и прогнется под Викрама только потому, что он в это верит, но мне такой милости ждать не стоило. Что Иномирье, что мир людей лично меня одаривали одинаково: никаких поблажек, никакой заботы.

– Мне нужно подумать.

– Справедливо, – кивнул Викрам. – Взвесь все варианты. Но не надейся, что в благодарность за спасение я последую за тобой на край света через любую дверь.

– Упаси боги. Это последняя награда, которую я потребую.

Он встал и потянулся:

– Поступай как знаешь.

Затем пошагал прочь, а я изучала его походку. О человеке многое можно сказать по тому, как он занимает пространство.