— Ах ты, чокнутый мелкий негодяйчик! Ты ж у меня десять лет жизни отнял!

— А, так тебе теперь шестнадцать? — веселился я. — Хочу-хочу-хочу!

— Во псих! Что, ради всего святого, на тебя нашло? — Она подняла голову, еще смеясь, но с видом все же слегка встревоженным. — Да почему ж мне было не зайти? Нормально, ведь сестра со своим…

— Да, конечно, нормально, — сказал я. — Обалденно! Полный отпад. Просто у меня сегодня был трудный день, и я не ожидал тебя, а кроме того… Ай да какая разница! Забыли. Дай-ка я встану с унитаза, пока не провалился в очко.

— Ага, только, зая…

Приложив кулак, я поднял ее подбородок.

— Что — «только»? Забыли или не забыли?

— Ну-у… — Она поколебалась; потом быстро кивнула и вскочила на ноги. — Поганец! Тиран! Пошли, налью выпить.

В дорожной сумке у нее была поллитровая бутылка виски. Накинув халатик, она ее откупорила, и мы уселись по-турецки на кровать, стали пить, курить и разговаривать. Особо ничего объяснять уже было не нужно. С моей легкой руки лед тронулся еще тогда, в ванной. Кто я есть, она теперь знает, если не догадывалась прежде. Знает, зачем я в Пиердейле. Знает, зачем затащил ее в Нью-Йорк. И, похоже, это ни капли ее не смущает.

— Малый Бигер! — произнесла она, глядя на меня сияющими глазами. — Малый Бигер. Это надо же! Господи! Зая, я ведь про тебя слышала еще во-он когда!

— О’кей, о’кей, — сказал я. — Значит, я знаменит. А теперь выкинь это имя из башки и не вспоминай больше.

— Конечно, зая. Карл.

— Как я это сделаю, еще не ясно. Надо обмозговать вместе. А теперь насчет денег…

Оказалось, она и тут не промах. Могла запросить пятнадцать или двадцать тонн. Я мог согласиться. А потом я мог подумать (да и другим передать): ну, мол, у девушки и аппетиты! Может, нам лучше ее… того… утихомирить?

— Да ну, зая! — Она скривила губы. — Давай об этом не будем, а то что ж получится, я… из-за этого? Мы будем вместе, правда? Ну, в смысле, потом. А ты не из тех, кто загребает все под себя, это я поняла уже.

— Только ведь это «потом» наступит не так уж скоро, — сказал я. — Мне придется сидеть на жопе ровно как минимум до лета. Ты, разумеется, в любой момент можешь свалить, но я к тебе присоединиться смогу разве что летом.

— Я подожду. А куда мы поедем, а, зая? В смысле — потом.

— Разберемся. Это не проблема. С деньгами всегда найдешь где перекантоваться. Черт, да хотя бы и здесь можно жить, да где угодно, но — через пару лет, когда тут все немножко поостынет.

— А ты меня… Ты не находишь меня мерзкой, а, Карл?

— Да откуда ж я знаю. Я тебя еще не попробовал.

— Ну, не дури, не в том смысле, ты ведь понял. Ты не думаешь, что я… что я так же могу поступить и с… Ты меня не будешь опасаться, а, зайка? Не решишь, что лучше тебе меня…

Я затушил хабарик.

— Слушай сюда, — сказал я. — Слушаешь? Мотай на ус. Если бы я тебя опасался, тебя бы здесь не было. Ты поняла меня?

Она кивнула.

— Я тебя поняла.

Помолчали.

— Карл, зайка… — Опять этот гортанный тембр, словно маслом по всем местам. — Может, эт-самое?

— Что — эт-самое?

Она указала на выключатель.

Неделя номер два неописуема. Столько событий! Странных, непостижимых уму. Или, вернее, таких, которые мой ум постигать страшился. Столько всякой дребедени, которая держала меня в напряжении, беспокоила, а то и пугала до полусмерти.

Время было. Я знал, что торопить события не надо. Результат был нужен Боссу не раньше чем через десять недель; главное — определиться по звездам, лечь на курс и поменьше шевелить румпелем. Однако после первой недели (да какое там! — черт! — она еще и кончиться толком не успела) я стал подозревать, что наши с Боссом пожелания едва ли здесь что-то значат.

А может, даже и на первой неделе я уже очень сильно склонялся к тому, что следующая запросто способна оказаться последней.

А уж на той, второй, неделе конкретно замаячила рука Кендала… По крайней мере, мне так показалось.

То была неделя, когда Джейк попытался меня подставить.

Неделя, когда после этого он пробовал и вовсе меня убить.

Неделя, когда мы с Фэй начали собачиться.

Неделя, когда Руфь…

Господи! Христос-Спаситель, ну и неделька! Даже теперь… хотя чего уж мне теперь-то волноваться? А ведь как вспомню — кишки узлом.

Но давайте уж по порядку. Вернемся к пятнице, когда та неделя еще не началась, а мы с Фэй сидели в гостинице.

…Вы помните, она сказала, что она на диком взводе, потому что больше года как не эт-самое? Хо-хо! Когда дошло до дела, я подумал, это еще было мягко сказано!

Потом, напоследок, она одарила меня на сон грядущий долгим поцелуем — как будто пятьдесят поцелуев в одном флаконе — и отвернулась к стенке. А спустя минуту принялась храпеть.

И это был не просто храп, а нечто наподобие бензопилы. Как будто у нее в носу магнето, на шкив которого намотан шнур, и на каждом примерно десятом вдохе за него дергают, так что мотор пилы оживает с негромким, но отчетливым взревом.

Скованный и напряженный, я лежал, считал ее вдохи, от всей души жалея, что это нос, а не запальная свеча двигателя, за него нельзя покрепче ухватиться разводным ключом и выкрутить. Лежу, значит, считаю вдохи, готовлюсь к очередному взреву, пронзающему мозг, словно каленый гвоздь. И только вроде бы приспособишься, уже ждешь, она вдруг — бац! — меняет, зараза, темп. Заводит эту свою балиндру при счете семь, потом девять и, наконец, двенадцать!

Постепенно промежуток увеличился, балиндра начала взревывать уже на двадцатом дыхании, и вдруг — боже ж мой, не прошло сорока часов! — храп прекратился.

Может, и вам случалось спать с подобной тетенькой; то есть пытаться спать. Такая ни за что не отъедет в страну сновидений, пока не придавит тебя всей тяжестью. Вот и эта тоже. Как только она прекратила свои лесоповальные взревы, тут же началась новая затея: принялась вертеться с боку на бок и елозить по всей кровати. Просто какой-то ад.

Я пытался заставить себя заснуть — ага, разбежался! И тогда принялся вспоминать. Вспомнил парня, с которым когда-то познакомился, подорвавши когти из Нью-Йорка. Раз спать нельзя, так хоть повспоминаю…

Светиться рожей в поездах, самолетах и автобусах я опасался, а потому ловил попутки, целясь в Коннектикут. Планировал подобраться ближе к канадской границе, чтобы в случае чего перескочить, а пока все тихо, буду, мол, помаленьку сливаться к западу. Ну и подобрал меня некий парень, посадил в тачку, а тачила у него была будьте-нате, значит, и башли на кармане наверняка топорщились пыром. Но… в общем, какая-то у нас с ним сразу дурка началась — то есть дурдом полнейший. Типа, он сам с таким приветом оказался. В сравнении с ним я просто отдыхаю! Короче, едем.