– Мы еще поговорим наедине, ладно? – попросила Ася.

Даша усмехнулась и не ответила. Вошел Саша.

– Папочка, папа, – жалобно заголосила дочь, – а как же Мотя? Она сдохнет от тоски по тебе.

– Дочечка, за ней уход нужен, – не задумываясь, увещевал отец. – Я занят с рассвета до заката. Мама тоже теперь служит обществу шляпным искусством. Оставь ее себе, только вы с тетушкой способны содержать ее в райских условиях. Она быстро привыкнет. Ей лишь бы кормили и не обижали. Я вам, девочки, кофе сварил. Сейчас принесу.

И он вновь скрылся.

– Я тебя понимаю. Он по натуре предатель, – спокойно обратилась к матери Даша.

– Я сказала бы, что тоже тебя понимаю. Но, мечтая быть глубоко понятой, ты впадаешь в ярость, когда тебя действительно понимают. Но на добром слове спасибо.

Ася пыталась сдержать слезы, да нечем было.

– Мам, не реви, я часто буду к тебе приходить, – обещала Даша.

– И ночевать, – закреплялась на невыгодной, но все-таки позиции Ася.

– И ночевать.

Мать и дочь прижались друг к другу улыбаясь.

А Кира Петровна, усевшись в свое кресло, подумала, что умереть ей не мешало бы сейчас. Она даже дыхание задержала. Потом вздохнула и забеспокоилась, есть ли в холодильнике молоко. Завтра для Даши ужин готовить.

Остальные тоже разбрелись. Ячейка развалилась без треска.

Три человека в доме не способны были соображать плавно. Лишь Ася водила указательным пальцем по контурам своего правильного оконного отражения и шептала: «И чего я носилась со своей исключительностью? Зачем годами твердила как заклинание: «Судьба. Душа. Свобода»? Миллионы людей достигают желаемого, выклянчив или отняв силой и хитростью. Я делала по-другому, но результат-то похож, похож до отвращения. Я добилась своего с чужой помощью. Теперь я останусь одна. Со стандартом поведения начинающей в каком-то деле. Пусть любимом. Пусть талантливо начинающей. Господи, как пусто, как одиноко, как честно. Но ведь не тягостно?» И возник страх. А что, если противопоставление себя Кире Петровне останется самым сильным и волнующим в ее жизни? Ася тряхнула тяжелой головой и погрозила стеклу: «Молода еще мудрствовать».

Беззвездная ночь пытала горожан усталостью и тревогами. Но люди не желали над собой лишней власти. Наподчинявшиеся днем мятежники жгли электричество и пялились в иную реальность на телеэкраны. Восставшие шлялись по улицам, объединившись, если повезло, в преступные группы по борьбе с полезным для всякой нервной системы сном. Но до рассвета продержатся не эти, а бунтари-одиночки. Те, кто не спит по собственной воле, часто оказывающейся собственной виной. Они расплатятся за мало кому понятный героизм бодрствования назло головной болью и нарушением сердечного ритма. Они познают ирреальность солнечного света, испытают легкость шага сквозь него, отстраненность зрения и слуха в нем. И еще чувство превосходства над толпой, безупречно выполнившей обязанность заснуть и проснуться.

В квартире до утра расточительно горел свет. В одной комнате снова и снова просчитывал детали завтрашнего переезда Саша. В другой молилась за племянника и его дочь Кира Петровна. В третьей швыряла тетрадки в рюкзак не выучившая ни одного урока Даша. В кухне курила над чистым листом бумаги Ася. А в прихожей чутко дремала на тумбочке всегда готовая ко всему и на все сиамская кошка Мотя.

Год 2010-й

Даша зверем смотрела на чашку тревожно исходящего паром кофе – ждать, пока остынет, времени не было, а убегать из дому без привычного глотка не хотелось. Она уже решилась обжечь горло, когда жизнь, умелица потакать мелким слабостям и лишать крупных возможностей, заняла обе ее руки. Одновременно зазвонил домашний телефон и рассыпался дробью, сигналящей о приеме эсэмэски, мобильный. Сквозь трубку первого насмешливый девичий голос интересовался:

– Дашья, ты хочес говорить со мне?

Экранчик второго дарил безумной фразой:

«С раннего утра до поздней ночи, срочно».

Набирая «from early morning till late at night, двоечники», она говорила:

– Привет, Софи! Хочу, но не могу, опаздываю на работу. Если ты просто соскучилась, я позвоню вечером по скайпу. Если тебе плохо – по сотовому минут через десять с улицы.

На дисплее высветился смайлик – знак благодарности двенадцатилетних неучей, Дашиных сводных братьев-близнецов, прозябающих на уроке английского в школе. А Софи, десятилетняя сводная сестра из Парижа, на хорошем русском утешила:

– Все нормально. У меня сегодня будет занятие музыкой. Но я по тебе скучаю. До вечера.

Даша отхлебнула кофе – температура как по заказу. «Не надо воображать, будто судьба отвлекла меня просьбами детей, чтобы остудить мой напиток. Иначе я превращусь в эгоистку», – подумала Даша. Скорее это грозило превращением в дуру, но сама мысль была неплохой. Если в миг ее возникновения скромность и украсила девушку, то не явно, а тайно. Явно было уже некуда. У Саши с Асей выросла по-настоящему красивая дочь. Даже в адские подростковые времена, когда человек ощущает себя всемогущим, но безобразным червяком, она признавала, что червячок по меньшей мере симпатичный. Вкус запрещал пользоваться таким даром вульгарно. Ум одобрял диктат вкуса. Способности дружили с умом. Очевидно, что поблажек от завистливого мира такой счастливице было не дождаться. Она на них и не рассчитывала. Но и того, что вокруг столько желающих, улыбаясь в глаза, подставить ножку, не ожидала.

* * *

«Ножку подставить? Скажи, ножик воткнуть, а нет его, зубами глотку перегрызть!» – яростно воскликнула бы Кира Петровна. Но она умерла от рака поджелудочной железы, недолго мучаясь, в тот год, когда Даша окончила школу и поступила в университет. И с тех пор людские безобразия не комментировала. Двумя годами раньше Марту Павловну, катящую на велосипеде, сбил насмерть лихач на «вольво». Его не нашли, а скорее всего не искали. И Кира Петровна еще успела исполниться мрачного удовлетворения: неправильная старуха плохо кончила, а правильная живет себе в тепле-добре. То-то, не позорь седины злосчастного поколения, не гоняй на велике.

После развода Саша женился на молодой прирожденной домохозяйке, с которой изменял Асе. И через девять месяцев стал отцом двух забавных наследников. «Вот разорение, – мрачно бросила Кира Петровна Даше. – Теперь держись, на мне да на тебе будут экономить. Скоро один хлеб придется есть». Но когда племянник на радостях даже немного увеличил ежемесячно выдаваемую сумму, тетка отмякла и стала льстивым голосом интересоваться по телефону здоровьем малышей. Прирожденные домохозяйки, как ни удивительно, способствуют опрощению мужчин. Чем крепче тыл, тем меньше хочется охотиться и воевать. Саша перестал грезить мегаполисами будущего и занялся строительством коттеджей. Не забывал выставлять самые удачные проекты на международные конкурсы – не пропадать же честно заработанному в архитектуре имени. Но делалось это уже со здоровым осознанием того, что он повышает свою стоимость на внутреннем рынке для нуворишей.