— Шакалы! Ощетинились — и не подобраться! — с ожесточением произнес Талах.

— А если сесть на хвост разъезду и за ним прорваться в лагерь? — предложил Камшиш.

— Легко сказать! А как? — усомнился Кясоу Отырба.

— Вон за тем лесочком спрятаться, а потом рвануть к воротам.

— Толку не будет. Батарея как кость в горле! Заметят и одним залпом накроют! — отмел это предложение Зафас Гума.

— Остается бить на марше, — заключил Кясоу.

— На марше?! А как? — Вопрос Камшиша повис в воздухе.

— Братцы! Смотрите, они зашевелились! — всполошился Талах.

И снова внимание Коса и разведчиков сосредоточилось на лагере. Монотонное течение его жизни нарушила оживленная суета в расположении эскадрона есаула Найденова. Сам он на гарцующем жеребце, в окружении десятка казаков легким аллюром проскакал по полю. Коса внимательно наблюдал за ними и, судя по тому, что сейчас происходило, догадался — казаки готовились к джигитовке, и, чтобы лишний раз убедиться в своем предположении, навел подзорную трубу на центр лагеря.

Перед глазами крупным планом возникла штабная палатка, у входа в нее не было заметно той суматошной беготни вестовых и ординарцев, что предшествует выступлению в поход. Так же неспешно протекала жизнь и на позициях артиллерийской батареи. Канониры, раздевшись до пояса, лениво чистили банниками стволы орудий. Последние опасения, что Коньяр в ближайшие часы может двинуть свои штурмовые роты на Псху, у Коса рассеялись, после того как он увидел у реки десяток солдат, разделывавших туши коров. Все, вместе взятое, говорило о том, что у него впереди были еще полдня и ночь. Он пока не знал, как подступиться к лагерю, но для себя уже решил и объявил:

— Атаку будем готовить в ночь!

— А если Коньяр двинется сейчас, тогда что? — все еще сомневался Талах.

— За хвост хватать! — мрачно обронил Зафас.

— За какой?! — с ожесточением произнес Кясоу.

— Хватит причитать! — с раздражением оборвал Коса и решительно объявил: — Все решено! Будем готовить атаку.

— Какую?! Забор головой не прошибешь! — буркнул Камшиш.

— А если и прошибешь, что толку?! Они нас, как капусту, покрошат! — вторил Талах.

— Надо выманивать в поле, — предложил Зафас.

— Ночью?.. Коньяр не идиот! Он и носа за забор не высунет, — с ходу отмел его предложение Кясоу.

— Значит, днем, — вяло стоял на своем Зафас.

— Бесполезно, артиллерия от нас одно мокрое место оставит, — уныло заключил Камшиш.

— Выходит, все напрасно? — И этот горестный возглас Талаха посеял еще большее уныние в душе Коса и его товарищей.

Они, не раздумывая, готовы были заплатить своими смертями за жизни тех, кого больше всего любили, но оборона лагеря не имела уязвимых мест. Опытные воины, они прекрасно понимали, что вряд ли могут рассчитывать на то, что в бою с почти тысячью хорошо вооруженных солдат, засевших за стенами прочного забора, им удастся оттащить противника от ущелья и дать прорваться в долину отряду Гедлача. Бой на открытой местности, под стволами пушек был равносилен самоубийству.

«Коньяр — не голодный пес и не станет бросаться на кость! Тут прав Камшиш, он первым делом пустит в ход артиллерию, а затем двинет кавалерию. Так где же выход? Где?» — терзался Коса в поисках ответа.

— Чтоб их, шакалов, на куски разорвало!

Яростный возглас Зафаса заставил его встрепенуться. Сам того не подозревая, он дал подсказку. Спеша ее подтвердить, Коса схватил подзорную трубу и навел на лагерь. Перед глазами проплыли часовые, застывшие на сторожевых вышках, шеренга солдат, раз за разом протыкающих штыками соломенные чучела, группа офицеров у входа в штабную палатку. Все это было не то.

«Куда же вы его спрятали?.. Куда?!» — пытался Коса найти ключ к успеху будущей атаки и снова приник к подзорной трубе.

На этот раз он старался не упустить мелочей, которые дали бы подсказку, и внимательно осматривал каждый клочок местности вблизи артиллерийской батареи. И его настойчивость была вознаграждена. Солдат, застывший, как свечка, под кустом орешника, и утоптанная дорожка, обрывавшаяся у зарослей терновника, заставили учащенно забиться сердце. Он нашел то, что искал, и, чтобы проверить догадку, сунул подзорную трубу Абзагу Гумбе, ткнул пальцем правее последнего капонира и предложил:

— Посмотри! Если не ошибаюсь, там пороховой погреб.

— Точно! — подтвердил он. Через мгновение его лицо просветлело, и он воскликнул: — Коса, ты гений! Теперь они наши!

Это был тот единственный шанс, позволявший не только взломать неприступную оборону лагеря, а и надолго вывести из строя войска Коньяра. Абзагу снова приник к подзорной трубе и вскоре помимо основного порохового погреба обнаружил еще один — расположенный у самого крепостного забора. Удача наконец сама шла им в руки.

— О чем вы?

— Чего там увидели?

— Дайте посмотреть! — теребили их вопросами и рвали из рук подзорную трубу Камшиш с Зафасом.

— Ну ты и голова, Коса! Если удачно рванет, то батарею и пол-лагеря снесет! — не мог сдержать восхищения Абзагу.

— Половину не половину, но дорогу точно себе проложим, — скромничал тот.

— Предлагаете рвануть пороховой погреб? — сообразил Камшиш.

— Теперь мы им покажем! — оживился Зафас.

Перебивая друг друга, они дополняли деталями план предстоящей ночной атаки на лагерь Коньяра.

— А если еще лошадей угнать?! — пошел дальше Талах.

— Запросто! Охрана там хилая, — поддержал его Кясоу.

— Стреножим казаков, а с пехотой как-нибудь справимся! — согласился с ними Камшиш и довольно потер руки.

— Про артиллерию не забывайте, — напомнил Кясоу.

— Это если от нее что-то останется! — отмахнулся Талах.

— Рано радуемся! К погребам и лошадям еще надо подобраться, — пытался остудить пыл Коса.

— Подберемся! — не терял уверенности Камшиш.

— Еще бы Коньяра на кинжал взять, и тогда… — размечтался Зафас.

— Заодно офицерье подрезать, и потом с этим стадом делай что хочешь! — присоединился к нему Камшиш.

Коса слушал, не перебивал и на невидимых весах взвешивал все предложения. К приходу Апсара с новой сменой разведчиков план ночной атаки на лагерь Коньяра был уже готов. С полуслова он оценил его преимущества и безоговорочно принял. Теперь им оставалось только одно — молить Всевышнего о том, чтобы эту ночь русские провели в лагере. Судя по тому, что происходило в долине, они не собирались в ближайшие часы идти походом на Псху. Коньяр, видимо, полагал, что ему удалось надежно запереть горцев в ловушке, и не спешил сломя голову нестись вглубь гор, а по всем правилам военного искусства готовился к решающему штурму. Он дожидался возвращения лазутчиков, посланных под Псху, и потому отложил выступление еще на сутки.