– Ох, Потапова, – вздохнул начальник. – Неделю тебе сроку даю, придумай сама что-нибудь, если хочешь уйти красиво и на равноценную должность, а не по статье и с понижением. Иначе мне самому придется придумывать. Иди уж.

Вернувшись в свой кабинет, Вера Леонидовна поняла, что все изменилось. Еще два часа назад она смотрела на эти шкафы, стулья, стол, сейф, на горшки с цветами, уставившими подоконник, как на свое личное пространство, в котором все знакомое, родное, привычное и удобное. Теперь придется привыкать к мысли, что это пространство очень скоро станет чужим. Какое неуютное, холодное ощущение… Кто будет поливать цветы так же заботливо, как следователь Потапова? И вообще: будут ли, или просто дождутся, когда растения зачахнут, и выбросят горшки на помойку?

От этой мысли на глаза навернулись слезы.

Вера решительно тряхнула головой и позвонила Орлову.

* * *

Занятий в этот день у Людмилы Анатольевны Орловой по расписанию не было, на кафедре можно не появляться, и к приходу Веры Потаповой домовитая и расторопная хозяйка успела поставить в духовку пирог с капустой и напечь изрядную стопку тонких кружевных блинов.

– Веруня, на тебе лица нет, – Люсенька с заботливым вниманием оглядела гостью. – Случилось что-то? Саня говорил, ты в командировке надолго, а ты, оказывается, в Москве. Ты не заболела?

Вера кивнула, пряча кривую улыбку.

– Ага. Заболела. Непроходимой глупостью. Вот пришла советоваться с вами, как выбираться из того, что я наворотила.

– Ой, тогда сначала блинков поедим! – всплеснула руками Люсенька. – Блинки – первое средство от всех невзгод, это я тебе гарантирую. Проходи на кухню, Веруня, располагайся, Орлов сейчас придет, я его за сметаной отправила. Вопросов не задаю, Саня вернется – все расскажешь, чтобы два раза не повторять. Как Танюшка? У нее сейчас сессия?

– Все в порядке, сдает, пока без троек, так что на стипендию можно рассчитывать. А у Борьки как успехи? У него ведь тоже сессия сейчас?

– Сдал сегодня историю КПСС, так что явится только поздно вечером, – улыбнулась хозяйка дома. – Отметить сдачу очередного экзамена – святое дело.

Вера устало опустилась на табурет и привалилась спиной к стене. Доносящийся из духовки аромат поднимающегося пирога казался оглушительным, и от этого почему-то спать хотелось еще сильнее. Странная ситуация: Саня и Люся Орловы – далеко не самые близкие ее друзья, и видится Вера с ними в последние годы совсем редко, но со своей проблемой она пришла именно к ним. Почему? Может быть, потому, что придется слишком многое объяснять, а когда самые близкие друзья вдруг обнаруживают, что в твоей жизни есть огромный пласт, о котором ты упорно молчала, они начинают удивляться и обижаться. Дескать, почему скрывала, почему никогда не рассказывала… Да и совет эти самые близкие вряд ли дадут толковый, дельный, потому что далеки от системы правосудия и от юриспруденции. Так уж вышло, что тесную дружбу Вера сохранила лишь с двумя одноклассницами, имевшими совсем другие профессии, а вот с однокурсниками отношения сложились только приятельские, весьма далекие от полной доверительности.

Пришел Орлов – большой, шумный, мгновенно заполнивший собой все маленькое пространство кухни. В светлых летних брюках и яркой цветной рубашке с короткими рукавами, он совсем не походил на солидного адвоката, несмотря на ослепительное серебро седины.

– Ну, удивила, мать, вот уж удивила! – зарокотал Александр Иванович, расцеловав Веру. – То звонишь мне ни свет ни заря аж из самого Киева и говоришь, что ты в длительной командировке, а то спустя несколько дней звонишь уже с работы и просишься в гости. Тебя из командировки, что ли, отозвали? Или вообще с работы выгнали?

– Угадал. Хотят выгнать, если сама не уйду.

Орлов уселся напротив, заслонив мощными плечами окно почти целиком. Внимательно посмотрел на Потапову.

– Я сейчас и все остальное угадаю. Терновский оказался не той фигурой… Так? Я дал тебе плохой совет?

– Совет твой, Санечка, был отличным. Все сработало так, как и должно было сработать. Просто я в тот момент была слишком озабочена судьбой подследственного, а о собственной судьбе подумать забыла. Да ты не подумай, я не жалуюсь, сама виновата. Все понимаю. Злиться не на кого, кроме себя самой. Теперь нужно красиво уйти.

Люся водрузила в центр небольшого стола тарелку с блинами, поставила сметану, мед и варенье двух видов.

– Налетайте! – скомандовала она. – Веруня, а почему ты так близко к сердцу приняла судьбу этого подследственного? Он твой знакомый? У тебя к нему есть какое-то личное отношение? Ты же могла по этому основанию попросить отвод…

– Не могла. Тут так совпало все… В общем, я сейчас расскажу, только это будет долго. Ничего?

– А мы никуда не торопимся, – заметил Орлов. – Рассказывай.

* * *

… – Вали отсюда, не то полицая кликну, – угрожающе повторил мальчик, ненавидевший евреев.

Вера молча повернулась и ушла. Направилась по дороге, которая должна была привести ее в Нежин. Сможет ли она пройти 60 километров – не представляла, думала только о том, что нужно дойти.

Ее обгоняли телеги, заполненные людьми, и по обрывкам разговоров, которые удавалось услышать, девочка поняла, что это беженцы из Донбасса. Два раза начинались бомбежки, несколько человек из числа беженцев погибли, а Вера все шла, шла… Шла до тех пор, пока не рухнула поздним вечером прямо в траву рядом с дорогой.

Утром очнулась от того, что кто-то тряс ее изо всех сил. Вера открыла глаза и увидела мужчину в форме полицая.

– Кто такая? Как звать? Откуда идешь и куда? – требовательно спрашивал полицай.

– Вера…

Она запнулась. Вспомнила бесчисленные объявления на всех столбах о том, чтобы обо всех подозрительных лицах, похожих на евреев, сообщать в полицию, иначе расстреляют. И назвала фамилию бабушки, маминой мамы, простой русской крестьянки.

– Банщикова. Вера Банщикова.

– Откуда будешь?

В памяти возник вчерашний день, и Вера, не задумываясь, соврала:

– Из Донбасса, мы беженцы. Под бомбежку попали, маму убило, я отстала…

– Из Донбасса, значит, – задумчиво повторил полицай. – Ну, пошли, я тебя к тетке своей сведу, ей в хозяйстве помощница нужна.

У тетки полицая Вера прожила больше двух месяцев. Трудилась на огороде, полола сорняки, выполняла еще какую-то несложную, но тяжелую работу. Тетка была не вредной, кормила хорошо, но постоянно расспрашивала Веру обо всем, и девочке приходилось врать напропалую. В один из дней хозяйка вдруг сообразила, что если Вера с матерью ехали на телеге, то должна же быть лошадь. И Вера, лгавшая до этого момента практически безупречно, вдруг допустила ошибку: вместо того, чтобы сказать, что лошадь тоже погибла при бомбежке, она сказала, что лошадь увели какие-то люди из ближайшего к месту бомбежки дома.