– Мам, ну ты вообще… – возмущенно протянула Татьяна.

– Я не «вообще», девочка моя. Я женщина, которая была замужем, родила и вырастила ребенка, и много чего в жизни повидала. Я ничего не имею против твоих отношений с Виктором, он славный парень. Но имей в виду: если что – сидеть с твоим ребенком я не буду, мне до пенсии еще очень далеко, так что рассчитывай только на себя. Мое дело – предупредить.

Ровно в девять утра Вера Леонидовна вошла в свой служебный кабинет и достала из сейфа материалы, которые следовало привести в порядок перед сдачей дел. В начале двенадцатого позвонил Орлов: его знакомый из министерства все устроил и обо всем договорился; начальник Академии МВД генерал-лейтенант Крылов Сергей Михайлович примет Веру Потапову для личного собеседования сегодня в 15.30.

– Будь умницей, – напутствовал ее Александр Иванович. – Не стесняйся показывать свои знания и интересы. Сергей Михайлович – человек широко образованный и нестандартно мыслящий, эти же качества он ценит и в других людях. Произведешь хорошее впечатление – считай, что дело сделано.

– Спасибо, Саня, – упавшим голосом ответила Потапова.

Ей стало страшно. Но только на одну секунду. Позади остается налаженная и понятная работа, которую Вера Леонидовна научилась делать не просто хорошо – отлично. Впереди – непонятно что. Но она, Вера, здесь и сейчас. А здесь и сейчас нужно подготовиться к достойной передаче дел, потому что, каким бы ни получился итог собеседования у генерала Крылова, на прежней должности ей все равно больше не работать – не в Академию, так в другое место, но уходить придется.

Войдя в помещение кафедры, Людмила Анатольевна Орлова с облегчением поставила портфель на стул и потрясла замерзшими на неожиданном апрельском морозе руками. Она уже почти две недели не надевала перчаток и сегодня, увидев через окно голубеющее в разрывах сероватых облаков небо, решила, что день будет таким же теплым, как все предыдущие. Если бы она взглянула не только вверх, на небо, но и вниз, на землю, то заметила бы седину заморозков. Но смотреть вниз, под ноги, Людмила Анатольевна не любила.

Портфель сегодня был особенно тяжелым, потому что помимо папки с диссертацией, при обсуждении которой ей нужно выступать рецензентом на заседании кафедры, в нем лежала написанная от руки дипломная работа сына, которую Людмила Анатольевна собиралась «пристроить» кафедральной лаборантке, а также пачка бумаги. Лаборантка Галина Семеновна была машинисткой опытной, печатающей быстро и аккуратно и умеющей разбирать почти любой почерк, брала, как и все, по 20 копеек за машинописную страницу, и сотрудники кафедры гражданского процесса с удовольствием прибегали к ее услугам, если нужно было напечатать материал, не относящийся непосредственно к работе кафедры. Кафедральные материалы Галина Семеновна печатала, естественно, только за зарплату.

Достав новенькую, еще не распакованную пачку бумаги, папку с исписанными Борисом листами и присовокупив сверху шоколадку «Слава», Людмила Анатольевна подошла к столу лаборантки, печатающей, не глядя на руки, какую-то очередную методичку.

– Галочка, халтурку возьмете?

Та улыбнулась и кивнула, не отрывая глаз от текста, написанного размашистым округлым почерком.

– Конечно, Людмила Анатольевна, к майским как раз пригодится, надо будет рассаду на дачу вывозить, так я насчет машины договорюсь, если деньги будут. Большой объем?

– Да диплом Борькин.

– А-а, ну тогда это я быстро сделаю. Сейчас методичку закончу и посмотрю почерк, пробегу пару страниц, пока вы здесь. Если чего-то не пойму, у вас спрошу. Вы же почерк сына хорошо читаете?

– Вполне, – рассмеялась доцент Орлова. – Я сегодня допоздна здесь, у вечерников две пары.

– А тема диплома какая?

– «Становление и развитие этических начал защиты по уголовным делам в период после судебной реформы 1864 года».

– Это хорошо, – Галина Семеновна снова кивнула, – печатать не скучно будет, а то мне от вашего гражданского процесса иногда удавиться хочется. Я его уже наизусть знаю, хоть экзамен сдавай. Подумать только: уже диплом! Кажется, совсем недавно вступительные сдавал, а вы так волновались, мы вас всей кафедрой валокордином отпаивали… И все удивлялись, что он не к нам поступает, а в университет. Обычно родители стараются, чтобы ребенок поближе был, да и поступление у нас уж точно обеспечили бы.

– Борька хотел учиться там же, где его отец, – объяснила Людмила Анатольевна. – Вбил себе в голову университет, и хоть тресни! Конечно, у нас было бы спокойнее.

– Распределение уже было?

– Да, на следственную работу пойдет, сам так захотел.

Это был самый обычный кафедральный день с привычными истерическими выкриками перед началом каждой пары:

– Где фондовая лекция по двадцать второй теме?

– Галина Семеновна, почему в двадцать первой теме нет слайдов? Куда подевался весь дидактический материал?

– Кто взял мой Сборник постановлений Верховного суда?

Эти несколько минут перед каждым звонком становились для немолодой Галины Семеновны сущим адом, она металась от столов к полкам, вытаскивая потребные материалы вовсе не из тех папок, в которых им надлежало находиться. Природу этого феномена она за много лет работы на кафедре так и не постигла, но знала, что и на других кафедрах все происходит точно так же: кто-нибудь из преподавателей обязательно положит материалы «не в ту тему» или забудет после занятий забрать слайды из аудитории.

После звонка все стихало, и можно было полтора часа спокойно работать, печатая либо кафедральные материалы, либо что-то из «левой подработки».

* * *

Когда Людмила Анатольевна вернулась после занятий у вечерников, лаборантка все еще работала. У нее и дома имелась своя машинка, но на кафедре стояла новенькая электрическая «Ятрань», печатать на которой было намного легче. Справа от машинки лежали отпечатанные страницы – Галина Семеновна успела сделать уже довольно много.

– Людмила Анатольевна, я пробежала глазами рукопись, все вроде бы читается без проблем, только в одном месте правка сделана неаккуратно, боюсь, что я не разберу. Посмотрите?

– Конечно.

Галина Семеновна перебрала лежащую слева стопку еще не отпечатанных рукописных листов, вытащила нужные страницы и протянула Орловой.

– «Александр Иванович Герцен с гневным осуждением отнесся к тактике защиты, избранной адвокатом Евгением Утиным по делу Гончарова, и призывал все русское общество…» – читала Людмила Анатольевна, – «…предать позору…» нет, тут зачеркнуто и сноска на обороте… Сейчас, минуточку.

Она перевернула страницу, посмотрела сделанную на обороте вставку, нахмурилась, потом прочитала вслух:

– «…призывал все русское общество выставить таких, как присяжный поверенный Евгений Утин, к позорному столбу во всей наготе, во всем холуйстве и наглости, в невежестве и трусости, в воровстве и в доносничестве. Утина и ему подобных Герцен называл «гноем русского общества». Да уж, культуры рукописной правки у моего сына еще нет, – Людмила Анатольевна выдавила натужную улыбку.