Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что, на подмогу вызвали? – усмехнулась та под непонимающим взглядом Таня. – Номер тридцать четыре. Проходите.
Таня подошла к тридцать четвёртому номеру и деликатно постучала. Стучать ей пришлось дважды.
«Наверное, еще слишком рано. Сейчас злой будет…» – подумала она.
Послышался скрежет ключа в замке, и дверь номера открылась.
Татьяна решила мило улыбнуться, но улыбка сползла с ее лица. На пороге возникла миниатюрная пухлогубая красотка с пышными растрёпанными волосами. Грудь у нее была значительнее, чем у Тани, а одета она была в мужскую футболку очень большого размера.
– Ты кто? – спросила девица. – Не из нашего агентства? Ты по вызову? Со мной уже расплатился. Так что – пост сдал, пост принял. Заступай! Ну, силён мужик! Поработала на славу! – Тут она пригляделась к Тане. – А ты что, в руки садиста попала? Внешность подпортил… Надеюсь, по двойному тарифу взяла?
К Тане с трудом возвращалась речь и вообще ощущение себя в реальности. Она услышала звук льющейся воды в душе.
– Я, извините, не по этому вопросу. Я, если можно, футболку принесла. Но, как вижу, у него их много. Извините, – сказала Татьяна девушке по вызову и положила пакет с футболкой на полку в прихожей. – До свидания, – сказала она и пошла прочь.
Позади хлопнула дверь номера.
«Успокойся! Успокойся! Да что с тобой!? – пыталась она сама себя привести в чувство. – Ты же знала, что так и будет. Он же ничего не скрывал. Но как же неприятно! Унизительно! Я просто раздавлена! Я – красивая, умная… За мной столько раз ухаживали и вот бегаю как дура и за кем? Я его даже не знаю. Надо взять себя в руки! Надо взять… Как же плохо быть одной… Еще и негодяй Барков пропал. Вот ведь черт! Я ведь про него и не вспомнила ни разу. Куда он делся, скотина? Надо заехать в полицию, поинтересоваться, как идут поиски. Я же ему здесь единственно родной, то есть, знакомый человек! – твердила Татьяна всё дальше уходя от отеля «Орион».
Фёдор вышел из душа, вытирая голову полотенцем. Девушка по вызову, заведя руки за спину, с усилием пыталась застегнуть лифчик.
– Помоги.
– Что за шум? Может, еще разок?
– Ты уже щедро заплатил.
– Я заплачу еще, – приблизился он к ней.
– Это другой разговор, – обернулась к нему проститутка, колыхнув грудью. – Тут девица какая-то приходила.
– Какая девица? – спросил Фёдор, касаясь ее груди.
– Высокая такая, строгая, на училку похожа, но красивая. Футболку тебе принесла и, похоже, не рада была меня видеть.
– Чёрт! – Фёдор отдёрнул руки, словно его обожгли. – Чёрт! Чёрт! Чёрт!
– Ты чего? А как же секс? Я деньги не верну.
– Настроение пропало. Ничего не надо, – начал одеваться Федя.
Татьяна добралась до полицейского участка и спросила у дежурного, здесь ли следователь Кислов.
– С утра людям покоя нет, – ответил ей дежурный. – Проходите, гражданка, в четвёртый кабинет.
– Доброе утро! – ворвалась к следователю в кабинет Татьяна.
Следователь вздрогнул и выругался. Он капал себе в стакан какие-то капли, и от неожиданности рука у него дрогнула.
– Сейчас… подождите! Сбился. Тридцать один, тридцать два… – Он залпом выпил лекарство и посмотрел на Татьяну.
– Ну, здорóво, коль не шутите. Только не говорите мне, что вас снова кто-то домогался, пытался изнасиловать.
Таня грустно опустила ресницы.
– У меня большое несоответствие в жизни. Домогаются меня те, кто мне не нужен, и совсем не домогаются – кто нравится.
– Печальная история. Просто сердце разрывается от сострадания к вам, – сказал следователь, убирая пузырёк в письменный стол. – Главное, редкое несоответствие. Ведь обычно – кто тебе нравится, тот и тебя любит. Не так ли? – держался за сердце следователь.
– Что с вами? – поинтересовалась Татьяна.
– Сердце прихватило.
– Может, врача? – забеспокоилась она.
– Пройдет, – отмахнулся он.
– Надеюсь, что это не из-за меня?
– Надейтесь, надейтесь. Еще этот ваш… московский прессует.
– Это по делу о маньяке? – спросила Татьяна.
– Да уж. Поднял все старые и новые.
– Можно посмотреть? – спросила Таня.
– С ума сошли? С какой это радости? Это исключено!
– Да ладно вам, Антон Иванович, я тоже из Москвы, да и здесь оказалась лицом заинтересованным…
– Это точно! – вошёл в кабинет без стука Юрий Владимирович, бодрый, свежий и красивый, как киноартист. – Приветствую, прекрасная Татьяна. Привет, Антон Иванович.
– Здравствуйте, – улыбнулась Таня.
– Юрий Владимирович, это нарушение всех инструкций. Кравцова – человек посторонний.
– Я разрешаю! Ты вон следовал всем своим инструкциям, теперь за сердце держишься. Проще надо быть! Татьяна Викторовна тоже приехала помогать вашему городу! Банковская система!
– Я бы в жизни не разрешил, – ответил Кислов. – И не заговаривайте мне зубы. Только сейчас я чувствую себя плохо, и поэтому не оказываю сопротивления. Так в служебке и напишу – ворвались и воспользовались моим беспомощным состоянием.
– Не бухти! Лучшее средство – коньяк! – ответил Юрий Владимирович, сел рядом с Таней и открыл толстую папку. – Не люблю я эти дела, – вздохнул он. – Посмотрите фотографии. Вы, кажется, не слабонервная?
– Я? Не знаю, – честно ответила Татьяна, всматриваясь в лица на фотографиях.
Это были жертвы местного маньяка. Смотреть на них было невозможно – сердце заходилось от ужаса.
– Такое впечатление, что идёшь по кладбищу, а на тебя с надгробных камней смотрят лица умерших людей. Кошмар…
– Ну, это несколько другое… – переглянулись мужчины. – Совершенно разный подход.
– Они не отомщены, погибли жутко, убийца не найден. Вы что, не видите, что они умоляют: «Найдите убийцу!» – сказала Таня.
Юрий Владимирович переглянулся с Кисловым.
– С вашей фантазией бы триллеры писать, – сказал Кислов. – Если вы такая впечатлительная, зачем вам смотреть эти фотографии? Татьяна! Вы, может, переутомились? Пошли бы в кафе, выпили, расслабились. Уж вас точно никто не просит искать убийцу. Мы сами управимся с божьей помощью.
– И с моей, – добавил Юрий Владимирович.
– Что?! – встрепенулась Таня. – Нет, спасибо, я и так всю ночь пила бренди и ела солёные орешки, потому что больше есть было нечего.
– А это многое объясняет, – обрадовался Юрий Владимирович. – Вы голодны, а потому нервны…
Таня не могла отвести взгляда от снимков, лежащих перед ней по три в каждом ряду. Шесть девушек! Шесть невинно загубленных душ.