церкви бывают только одни вороны; жители же, по собственным словам их, ездят молиться Богу в Верхний Лумпокольск. Хозяйство, разумеется, в величайшем упадке, что приписывается тому, что в последнее время и рыбная ловля, и звероловство были весьма плохи. Скотоводством и не хотят, и не могут заниматься, отчасти из боязни опустошительных падежей, отчасти от того, что для большого стада трудно запастись здесь кормом на десять месяцев[70]. Жалобы на это вы услышите по всей Оби, и они не прекратятся до тех пор, пока возделывание страны не распространится далее внутрь, пока не вырубят лесов и не осушат болот, заражающих воздух вредными испарениями.

От Нижнего до Верхнего Лумпокольска считается около 70 верст. Мы плыли их с лишком день и на этом протяжении встретили несколько летних юрт, а именно: Панковские, Тобалкинские, Васпугольские, Нахрадинские и Магионские, зимних — же ни одной. Зимняя юрта — оседлое жилище, настоящая родина остяка, и как ни бедна и ни плоха она, ему не хочется подвергать ее ярости весенних разливов, и потому он ставит ее на возвышенных, не заливаемых местах, в большем или меньшем отдалении от главной реки. Но так как рыбная ловля и в зимнее время года составляет важный источник пропитания, то он избирает эти места большей частью все-таки при небольших притоках или рукавах Оби, нередко в глухом, живописном лесу. Весьма основательная боязнь наводнений во многих местах отдалила от Оби даже и русских. Так, Об до рек находится на реке Полуе, Березов — на Сосве, Сургут — на ручье Бардабовке[71] и т.д. Нижний Лумпокольск расположен на высоком берегу самой Оби, а Верхний — на небольшом рукаве ее; но так как этот рукав осенью пересыхает, то мы и должны были держаться главного течения, а потому в Верхний Лумпокольск и не попали. В нем, сказывали, есть церковь, четыре русские избы, но ни одной юрты; кроме того, устроена недавно, как на Вахе, Югане и во многих других местах, школа для обучения остяцких детей. Кстати расскажу здесь, что со мною случилось по поводу именно этой школы, когда мы пристали к Магионским юртам. Я только что заснул в своей каюте, как вдруг меня разбудили какие-то громкие бессвязные крики. Я тотчас же послал толмача своего узнать, что была за причина такой странной серенады. Не успел он еще воротиться, как судно наполнилось шумящими остяками, дверь каюты растворилась, и кто-то ломаным русским языком объявил мне, что остяки из ближайших юрт явились на судно с тем, чтобы просить у меня защиты против каких-то притеснений. Затем все они заговорили вдруг, перебивали друг друга, один говорил по-остяцки, другой ломаным русским, но ни один не мог объяснить. в чем было дело. Наконец с помощью толмача я узнал, что остяки пришли ко мне жаловаться на своего священника и духовного пастыря, который всем прихожанам велел отдать ему детей для надлежащего обучения и воспитания, что они никак на это не соглашались и что, несмотря на это, он все-таки взял в школу двух мальчиков из Магионской волости. Я стал было объяснять им, что это делается для их же пользы, но они не хотели слушать, повторяли только, что и отцы их, и они сами верно служили царю, не умея ни читать, ни писать. Предполагая, что, кроме любви к старине, может, есть и другая какая-нибудь более важная причина такого страшного ожесточения добродушных остяков против школ, я поручил моему толмачу расспросить их хорошенько, и вот что узнал я: 1) они боялись, что человек, выучившийся читать и писать, не останется при прежнем диком образе жизни отцов своих, и, следовательно, школа лишит родителей опор их старости; 2) им издавна известно, что остяки, получившие «русское» воспитание, делаются не друзьями, а врагами своих соплеменников и зачастую ведут жизнь распутную. Что это почти так — весьма понятно, но не так-то легко устранимо. Я с своей стороны думаю, что много выиграли бы уже и тем, если б священники и школьные учителя старались внушать ученикам своим уважение к их соплеменникам и не осуждали, не позорили, как это обыкновенно делается, всякую национальную особенность названием «чертовщины» — припев, который и без них бедные туземцы слишком часто слышат от простого русского народа.

На магионского священника были, впрочем, и другие жалобы. Жаловались, между прочим, и на то, что он, созвав их косить сено, продержал на строгой диете, выдумавши, будто бы пост, что огорчило остяков почти так же сильно, как и заведение школы. Жалобами и просьбами своими они измучили меня до такой степени, что, не зная, как от них отделаться, я приказал плыть далее, несмотря на темноту и дождливость ночи. Дождь не переставал и весь следующий день. В каюте сделалась течь, подмочившая и платья, и съестные припасы, и все остальные вещи. Как хорошо было бы теперь приютиться где-нибудь, но, как нарочно, на пути нашем попадались только жалкие берестяные юрты. Из них я записал следующие: Оккозенгские, Мугтенские, Ярганские (от ярган — самоед), Вартуйские, Чигаскинские, Калымские и Панимские. Наконец почти через двое суток в остяцкой деревне Пирчиной мы нашли между берестяными юртами такую, в которой можно было кое-как переночевать и поправить произведенные дождем повреждения. На следующий день мы продолжали наше плавание, которое становилось весьма неприятным благодаря продолжавшемуся дождю и наступившему холоду. Было очевидно, что пришло время борьбы лета с зимой. Борьба эта кончается здесь обыкновенно в несколько дней, но зато таких дней нигде в других странах не бывает. Дождь льет беспрестанно, как во времена потопа, ветры Ледовитого моря воют по пустынным степям взапуски с волками, густой туман покрывает все, грязные ручьи шумят везде по размокшей почве. И, не взирая на все это, я должен был выходить на берег, посещать юрты, чтоб не пропустить какого-нибудь весьма возможного различия в языке, нравах или образе жизни остяков. Относительно языка в южной части Сургутской области я действительно заметил небольшое отклонение. Придыхательное t (tl) переходит здесь в j; так, напр., jabet вместо tabet (tlabet) — семь, jagem вместо tajem (tlajem) — топор, «о» часто переходит в «а» напр., so ram вместо so rom — сухой; мягкие согласные заменяются часто твердыми, напр., attem вместо adem — злой, и т.д. Оказалась небольшая разница и в постройке юрт: четырехугольная форма начала уступать место круглой, господствующей в Томской губернии и принадлежащей, кажется, по преимуществу самоедскому населению. В нравах же и образе жизни я не заметил ничего особенного, кроме разве того,