Бешенство всегда наводило страх и ужас на обитателей Шпицбергена. На островах об этой болезни знать не знали и ведать не ведали, пока в 1980 году её не обнаружили у песцов. Поскольку песцы обитали и бродили по огромной территории и могли бы в зимнее время перейти по льду и из Гренландии, и из Сибири, то никто не чувствовал себя защищённым от бешенства. Люди панически боялись заразиться. Болезнь проявлялась самыми непредсказуемыми симптомами и в самых агрессивных формах.

Обычно мирные почти домашние олени могли нападать на людей и проявляли признаки агрессивного поведения.

– У меня есть предположение, но из совершенно другой оперы, – сказал главный врач. – И я бы не хотел, чтобы ты обсуждал это с кем-либо еще. Может быть, кто-то из участников экспедиции принимал лекарства, разжижающие кровь? Такие препараты не являются токсичными, но, например, варфарин опасен в случае передозировки. Ты мог бы это проверить?

Том медленно покачал головой.

– Да, но почему в таком случае заболели собаки? – спросил он тихо.

То, что случилось с экспедицией, не вписывалось ни в какие рамки здравого смысла и логики. Туре, возможно, пытался сопоставить некоторые фрагменты событий, но в пазл они не складывались.

Врач сидел и барабанил карандашом по столу.

– Могу почти с уверенностью сказать, что всему виной варфарин, – сказал он наконец. – Мы попробуем сделать ему инъекции витамина «К-1». Мы должны что-то сделать, иначе он умрёт у нас. Если я приму неверное решение, то ситуация станет непоправимой. Ты, наверное, в курсе, что мы собираемся как можно скорее отправить его на материк вертолётом «скорой помощи»? Я только что получил согласие из университетской клиники в Тромсё. Вертолёт отправится из Лангнеса завтра утром. Будем надеяться, что погода нам не помешает.

– Вообще-то он живет в Осло, но у него тесные связи с Аскером[38], там находится клуб собаководства. Я должен разузнать, какой врач его наблюдает, и запросить его историю болезни.

Туре встал.

– Полагаю, тебе очень хотелось бы допросить пациента? – спросил он. – Но придётся немного подождать. Пока он слишком плох. Приходи завтра.

– А как насчет Гектора?

Собака лежала на полу, она спала и громко храпела.

– Я сделаю ему инъекцию.

Начальник полиции подпрыгнул в своём кресле.

Доктор улыбнулся.

– Да не волнуйся ты. Я вколю ему витамин «K». Я могу почти гарантировать, что у него нет бешенства. Будет прикольно наблюдать, как он придёт в себя. Он, кажется, выглядит бодрее, чем Свейн Ларсен.

«Прикольно» – такое слово Том вряд ли использовал бы в подобной ситуации.

Она возникла на вилле в Нордстранде как метеор. Пронеслась мимо меня в гостиную, поприветствовала Мадса и Карстена, прежде чем они успели подняться с кресел. Анна Виборг, журналистка из издания «Досуг и Спорт».

Карстен расплылся от восторга, как кусок масла на горячей сковороде. Ещё бы, он всегда приходил в восторг, встречаясь с представителями прессы. Не глядя на меня, спросил, не принесу ли я кофе. Мадс и Карстен тщательно готовились к интервью, это чувствовалось даже по тому, как они были одеты. Не слишком спортивно, в джинсах и рубашках поло с логотипом экспедиции. Правда, они ожидали журналиста, а не журналистку. Они даже слегка смутились.

Она ринулась в атаку, без всяких прелюдий. Она хотела бы знать, ради чего эти двое юристов в самом расцвете сил решили отправиться в экспедицию на Северный полюс. Ради чего ночевать в палатке из брезента при температуре минус сорок, тащить тяжёлые сани по высоким торосам и глубоким полыньям… Неужели они и впрямь мечтали об этом уже с подросткового возраста? Она обезоруживающе улыбнулась и села на диван рядом с Мадсом. Она задавала вопросы таким тоном, словно собиралась растерзать их, так мне показалось. Я разнервничалась и отступила.

Они решили, что начнёт разговор Мадс, а потом они будут отвечать на все вопросы по очереди. Карстен вызвал огонь на себя. Он наклонился к ней и поймал её взгляд, словно она входила в число избранных спонсоров.

Северный полюс – не просто пустой звук. А серьёзный вызов, шанс апробировать свои силы. Да, конечно, он в курсе, что можно долететь до Северного полюса через российскую базу на льдине. Но ведь это совсем не равносильно тому, чтобы дойти до полюса на лыжах.

Анну Виборг, казалось, его ответы не слишком впечатлили, но она всё равно улыбнулась Карстену. Она сразу же обратила внимание на самые уязвимые точки: например, почему экспедиция решила стартовать со Шпицбергена? В то время как самые опытные исследователи считали, что это самый сложный путь до Северного полюса, намного сложнее, чем если стартовать из Канады?

Карстен достал большую карту, которая демонстративно лежала под кофейным столиком, и принялся излагать свои аргументы. Он уже и раньше много раз отвечал на этот вопрос. Я отправилась на кухню, и так или иначе мне пришлось прослушать его ответы в режиме лекции.

В конце прошлого века считалось, что до Северного полюса есть три основных пути. Путь через Гренландию, путь через Шпицберген и путь через Россию. Многие апробировали все три маршрута. Кому посчастливилось первым дойти до цели – ответ на этот вопрос до сих пор оставался открытым. Норвежцы, конечно же, считали, что первым Северного полюса достиг Руаль Амундсен – на дирижабле «Норвегия» – через Северный Ледовитый океан со Шпицбергена на Аляску. Роберту Э. Пири удалось достичь Северного полюса из Гренландии – 6 апреля 1909 года на лыжах и с собаками по морскому льду. Но никто ещё не достиг Северного полюса из Норвегии, то есть со Шпицбергена, уточнил Карстен. Они станут первыми, если, конечно же, их экспедиция состоится.

Журналистка нетерпеливо барабанила авторучкой по ноутбуку, который она поставила на стол. Она спросила, почему Карстен, а не Мадс, возглавил экспедицию. Кстати, это был ещё один уязвимый пункт. Но я почувствовала, насколько эта журналистка напориста и даже агрессивна. Камилла вроде бы говорила, что «Досуг и Спорт» – ежемесячный журнал для мужчин, которые интересуются экстремальными видами спорта и туризмом. Камилла уверяла Мадса и Карстена, что Анна Виборг не будет задавать им никаких неудобных вопросов. Но сейчас она сидела и задавала вопросы, ответить на которые было очень и очень непросто.

Карстен стряхнул с себя оцепенение. Он предпочёл обсуждать тот круг проблем, который они с Мадсом обозначили заранее. Ему удалось убедить журналистку, что между ним и Мадсом нет никаких противоречий. Мадс был силён на стадии планирования. А у него, у Карстена, была фора как у аналитика.

«Если бы Мадс был способен возражать, то никакая экспедиция не состоялась бы», – подумала я. Дружба Мадса и Карстена, насколько я знала, заключалась в негласном соглашении – они соблюдали принцип двоевластия, при котором провокации и отступления играли важную роль. Один брал то, что хотел. Другой подбирал остатки и внушал себе и всем окружающим, что это ему идеально подходит. И вовсе не потому, что Мадс был сам по себе размазня. Он уступал свои позиции без сопротивления только Карстену.