— Собаки у опергруппы не было? — дернув головой, спросил он у консьержа.

— Увы, — развел дед руками, и, хлопнув ими по бокам, скрылся в каморке, и загремел крышкой.

— Вообще-то это форменное безобразие, товарищ полицейский, — говорила Ксенечка, влекомая по лесенке к лифту неуемным псом, — четвертое ограбление за год! Какой там год?! С лета! Правда, Василь Николаич?

— И не говорите! Нас, консьержей, скоро взашей погонят за такую охрану. А что мы? — дед появился на пороге закутка с ложкой в руке. — Никто не входил — не выходил. Ясно же — по чердаку приходят и уходят, гады.

Загорайло стоял, прикусив губу и о чем-то напряженно размышляя. Потом, поймав внимательный взгляд дежурного, выдохнул:

— Жалко! Собаку бы… — И он, улыбнувшись Василь Николаичу, в два шага преодолел лесенку и юркнул в лифт за Ксенечкой, отчитывающей Джеки за плохое поведение.

Галина Карзанова долго не подходила к двери. На представление Влада крикнула измученным голосом:

— Я болею! Ангина! И ничего не слышала и не видела, уж простите. Но сколько можно повторять одно и то же?

Крикнув женщине: «Выздоравливайте!», Влад подошел к 126-й квартире и нажал на звонок. Никто не отзывался. Загорайло подергал ручку добротной металлической двери — закрыта. Два сложных замка. Впрочем, что для подготовленного профессионала подбор ключей? Рабочий момент. Вот связываться с сигнализацией, которая стоит на полицейской охране, — дело тухлое. Но ведь и здесь наловчились мастера своего дела! При хорошей наводке вынести самое ценное — деньги, драгоценности — дело пяти минут. Можно еще и шубу с вешалки, и фотоаппарат прихватить. Сыщик заходил по площадке в раздумье, сунув за щеку кусок сахару: маленький пакетик с рафинадом положила в карман сыну Елена Аркадьевна.

«Сколько сигнал на пульт идет? Полторы-две минуты. Потом — минута на звонок патрульной машине, на ее выруливания. Дорога к месту происшествия — минут пять-шесть. ППС работает безукоризненно, курсирует по районам усердно. Подняться — еще минута. В общем, около десяти минут у воров есть. Но за это время нужно не только собрать добро, но и войти-выйти. Положим, преступники являются на место кражи заранее. Отсиживаются на лестнице, на чердаке. Более чем сомнительное предприятие. Всякое случается: поломка лифта, бдительность собаки, а четвероногих в каждом подъезде хватает, посиделки подростков. Словом, опасное это дело — находиться в подъезде часами. Вот иметь или снимать квартиру в этом же подъезде — другое дело!»

Влад еще раз подошел к двери с золотыми цифрами «126», долго жал на звонок. Нет! Определенно, никого дома нет. Можно, конечно, вновь потревожить Василь Николаича — вдруг знает, когда хозяева явятся? А смысл? Спрашивать у Дударевых о круге возможных подозреваемых-знакомых? Вряд ли благополучная Михайлова могла быть связана с преступной группой. Нет-нет, фантастика! Вот увидеть или услышать что-то случайно могла. Или КОГО-ТО. И этот кто-то счел необходимым разделаться с женщиной? Влад еще раз нажал на звонок 126-й квартиры — автоматически, без всякого смысла, и решительно пошел к лестнице, решив добраться до чердака. Железная дверь, ведущая на крышу, оказалась закрыта на массивный допотопный замок. «Закрыли техники после ограбления? Это в первую очередь выяснить у следователя. Мог ли вор или воры уйти через чердак». Загорайло посветил маленьким фонариком под ноги. Слой пыли на полу свидетельствовал, что повышенным вниманием посетителей крыша не пользовалась. Перед дверью были отпечатки ног. Но это и оперативники могли наследить.

Влад пошел к лифту. Ожидая кабину, выругал себя за изгвазданный побелкой рукав пальто. «Нечего за двумя зайцами гоняться! Служба службой, а свидание свиданием. Вырядился, понимаешь, для работы… Правильно мне батюшка Антоний сказал: “Тщеславие — ваш главный бич. С ним еще намучаетесь”. Вот и мучаюсь».

Василий Николаевич, нацепив очки, с умилением смотрел оперу «Евгений Онегин», которую передавали по «Культуре». В переливчатое сопрано Татьяны Лариной вдруг вклинился настырный баритон эмского оперативника:

— Василь Николаич, простите, что отвлекаю, но, может, слышали в разговоре опергруппы, был ли открыт чердак? Техник не приходил менять замок?

— Не знаю, не слышал, ничем помочь не могу, простите, — консьерж сделал рулады Татьяны громче.

— А много квартир снимают в вашем подъезде? Арендаторов, говорю, много? — Загорайло, стоя на пороге дежурки, пытался перекричать примадонну. Получив на свой вопрос лишь неопределенное пожимание плечами, попрощался: — Всего доброго, приятного просмотра! — Загорайло кивнул надутому профилю деда.

Только за оперативником закрылась входная дверь, дежурный выключил телевизор и схватился за мобильный:

— Через десять минут выдвигайся. Не раньше! Но и не тяни. Нехороший мо´лодец этот оперативник. Очень нехороший. Ты понял, Кира? Думаю, ждать больше нельзя. И телефон, ясное дело, ликвидируй, как обычно.

А про себя вор-рецидивист с сорокалетним стажем Иван Николаевич Береговой, а ныне примерный пенсионер Василий Николаевич Тутышников, смиряя колотящееся сердце таблеткой валидола, подумал: «Вот явится сейчас с московскими начальниками и со шмоном… Не приведи Господь…».

— Понял. Все понял, Николаич.

Сергей Филиппов вытряхнул из аппаратика симку, бросил в унитаз и спустил. Допотопную же трубку обернул толстой газетой и, принеся молоток из кухни, долбанул со всей силы по кульку. Выскользнув за дверь, осколки телефона выбросил в мусоропровод. На всякий случай и газету бросил следом.

Картонная коробка из-под системного блока компьютера с двумя упакованными в нее шубами стояла наготове в прихожей. В ярости, что деньги из квартиры ушли, Филиппов схватил тряпки поприличнее из стенного шкафа. Николаич обозвал его за это «тупоголовым невротиком». И что старпер паниковал? Тоже мне — экстренная ситуация. На прошлом объекте круче пришлось. Там бабка-соседка Филиппова в открытую заподозрила: коробки, мол, носит туда-сюда. Легенда с починкой компьютеров на дому частным мастером, конечно, всем оказалась хороша, но менты квартирку-то обшмонали. Если бы не Николаич, что стекляшки (в том деле клиентка на брюликах завернутая оказалась) в пачку стирального порошка не успел зарыть и в своей каптерке до утра заныкать, плакала бы карьера неуловимого домушника Кирилла Малявского.

А вот Алик отличился! Как хвалил его шеф за камеру! Завистью и бессильной злобой изошел вчера Филиппов на разборе полетов. Но профессионализму азиата и впрямь не грех было позавидовать. Молниеносный и бесшумный, как ниндзя, видящий в полумраке, как кошка, Алик за три минуты виртуозно прошелся по возможным схронам денег и, убедившись, что пятнадцать миллионов безнадежно уплыли, успел и с золотом чисто сработать, и технику увидеть и прихватить. Вон он, аппаратик, в рюкзак запакован. Трудолюбивому компьютерщику остается лишь погрузить «отремонтированную» продукцию в машину и… прощай Рубцовская набережная, что пришлась по душе Сергею Филиппову. Раздражало лишь, что пояс с побрякушками навязал начальничек: что-то на объекте в Измайлове не так пошло. В подробности Николаич не привык вдаваться. Потому и живет не тужит шестьдесят девятый годок. До пятидесяти лет покуролесил, шишек набил, зато опыту поднабрался. Вон какое дело поднял!