Вагонный динамик зашипел, фыркнул:

– Уважаемые пассажиры! Помните о собственной безопасности. В связи с… сами знаете какими событиями просим вас в вечернее время не ходить поодиночке…

Текст был явно не заранее заготовленный, мне стало приятно, что машинист заботится о нас, припозднившихся доезжающих. И следователь мне о том же говорил, почти такими же словами.

– Девушка, а вы туфельку не теряли? – на противоположную скамью плюхнулся полноватый молодой человек.

Я встретила его улыбку злобным взглядом:

– Какую?

– Хрустальную, – он наклонился и быстро пожал мне руку. – Эдуард.

Ладошка Эдуарда была потной.

Я перевела взгляд за его пухлое плечико:

– Кнопку на стенной панели видишь? Красненькую такую?

Он обернулся взглянуть, я продолжала:

– Это пульт связи с машинистом. Я сейчас на нее нажму и сообщу, что ко мне неадекватный товарищ пристает. Как ты думаешь, Эдуард, на какой остановке в наш вагон войдет полицейский патруль, чтобы задержать подозреваемого в зверских убийствах?

Толстячок пересел и больше к моей обуви интереса не проявлял. Бормотнул в пространство:

– Таких уродин в базарный день пучками продают.

На обшарпанном перроне своей станции я очутилась все равно одна, протащила велосипед по бетонным ступеням, освещенным таким же одиноким, как я, фонарем. Хотелось быстрее домой, в душ и под одеяло. Пискнул таймер. Кажется, я пропустила сегодня несколько приемов таблеток. А, плевать. Перед смертью не надышишься. Перед смертью можно постараться доделать начатое. Это как раз важно. И значит, что даже на инопланетян я отвлекаться не буду. Пусть где-то в апартаментах и офисах «Пирамиды» проворачивают свои делишки странные охотники, моргает страшным глазом «организм в процессе регенерации», меняет костюмы рой, объедается шоколадом хамоватый Рашук. Меня все это не касается.

Я ехала по грунтовке, врубив передний фонарь. Дорога была знакомой до мелочей, но осторожность на случай, если днем кто-нибудь что-нибудь на ней оставил, была нелишней. Я огибала кусты шиповника, когда свет выхватил из темноты скрюченную человеческую фигуру. «Труп!» – первая страшная мысль заставила меня изо всех сил сжать рычажки тормоза. Фонарь потух, он работал только при движении. Я оставила велосипед и спустилась в неглубокий овраг. Как только глаза привыкли к отсутствию света, выяснилось, что луна нынче яркая. В смятой траве лежал дядя Витя, инопланетный рой, костюм его валялся рядом, а сам сумрачный гений был одет в майку-алкоголичку и сатиновые трусы. Такие еще носят?

Я опустилась на колени, прижала пальцы к его шее, пытаясь нащупать пульс. Сердцебиение было, а также был жар, градусов сорок, дядю Витю лихорадило. Я чертыхнулась, полезла в рюкзачок, достала мобильный. Надо вызывать «Скорую».

– Уберите устройство, барышня, – простонал рой, – очень вас прошу.

– Я могу чем-то помочь?

– Сущности, здесь сущности, – он всхлипнул, как девчонка, а я испуганно заозиралась, ожидая, что сейчас на меня из темноты гурьбой бросятся загадочные сущности. Бросился одинокий комар, я прихлопнула его ладонью.

– Насекомые, – грустно сказал дядя Витя. – Это очень плохо, они мешают трансформации.

Телефон, который я не успела спрятать, ожил мелодией ксилофона. Номер не определился.

– Слушаю!

– Тая-Таечка-Таисия, – проговорил мне в ухо Ра-Шу-и-Ки, – нехорошо маленьких обманывать.

– Я занята…

Черт! Рашук – единственный, наверное, кто может сейчас помочь. А мне раскрываться нельзя. Ведь если скажу, что я здесь с членом его экипажа, тем самым признаюсь, что память моя при мне. А если дядя Витя умрет? Виновата буду я. И дело даже не в неоказании помощи пострадавшему, а просто в человеческом милосердии. Что важнее, моя месть или чужая жизнь? Моя или чужая?

– Послушай, – проговорила я в трубку, подленько надеясь, что Рашук уже отключился, лишив меня сложного выбора.

– Да?

– Твоему штурману очень плохо, он… Насекомые, говорит, мешают. И лихорадка…

– Где вы находитесь? – быстро перебил он. – Нет, некогда в географии разбираться. Там рядом трасса есть какая-то?

– Километрах в двух, – я взглянула на подсвеченную вдали автомобильную магистраль, – но от нее дорога только через поля.

– Мобильный не отключай, – велел мальчишка, – скоро буду.

Я положила включенный телефон на землю и села рядом с дядей Витей. Он бредил, то выдавая тайны мумифицирования, то перечисляя египетских богов. Неплохо их команда к внедрению подготовилась. Роя корежило, мышцы или что там у него под кожей, сводило судорогами.

Рашука я заметила издалека. Он несся через заросли кормовой кукурузы, как ледокол через Баренцево море. Скорость передвижения была невероятной. Я взглянула на часы. Двадцать минут. Если бы я могла за такое время до «Пирамиды» добираться!

– Как он? – Рашук снял со спины брезентовый чехол, в каких обычно рыбаки носят удочки, и согнулся, уперев руки в колени.

– Без изменений, – отрапортовала я.

– В карманах у него поройся, там зажигалка должна быть.

Решив, что в трусах, даже сатиновых и даже с веселеньким принтом, карманов не бывает, я перетряхнула серый костюм. Зажигалка обнаружилась в пиджаке.

Пока я аккуратно складывала одежду, парень расстегнул чехол, извлек из него десяток деревянных шестов с насаженными на них дымовыми шашками.

– Пришлось таксиста еще в супермаркет ночной гонять, – пояснил Рашук, последовательно чиркая колесиком зажигалки и втыкая шесты в землю. – Это инсектицид, надо от роя ваших насекомых отогнать.

Дым пах хвойным ароматизатором, не противно, но и вдыхать лишний раз его не хотелось. Так вот, значит, почему дядя Витя курил не переставая. Он от гнуса спасался!

Рашук присел, бросил зажигалку поверх одежной стопки:

– Держись, дружище. Наш господин и повелитель приказывает немедленно заняться кораблем. Ты знаешь, что нужно делать, рой?

– Так точно, – дядя Витя даже открыл глаза. – Вторая готовность.

– Пошли, Таисия, – скомандовал мальчишка, открывая маленькую жестяную коробочку и высыпая на землю каких-то букашек.

– Куда? – Я решила, что именно с помощью этих букашек мальчишка освещал вентиляцию, а затем проделывал в ней дыру.

– К тебе, наверное. Я сейчас в этой тьмутаракани никакого транспорта не найду, а пешком до «Пирамиды» топать неохота.

– Мы его просто так оставим?

– А чего над ним стоять? Дымовушек часов на семь хватить должно, а там – рассвет.

– Не сомневайтесь, барышня, – простонал с земли рой. – Мне сейчас полное одиночество показано. И благодарю вас, спасли вы дядю Витю.