– Откуда?

– Я же не сплю, – серьезно ответил он. – Поэтому ночное время посвятил поискам информации. Оружие куда спрятала?

– В трансформаторную будку. Но его уже полиция обнаружила.

– Плохая работа.

Я пожала плечами.

– Через него на тебя выйти смогут?

– Нет. Оно – наследие лихих девяностых, мне от отца досталось.

Погодите. Если он по ночам не спит, значит, он вчера все слышал? И стоны мои тоже?

– Кстати, твой капитан приветы тебе передает, – сказала я осторожно, надеясь, что в полутьме подпола моих красных щек не заметно. – Сказал, чтобы ты к нему с докладом явился.

– Так это ты с ним вчера, – Рашук расхохотался. – Дайгон настиг добычу? Ха-ха-ха! Вот умора!

– Он сказал, что, если не доложишься, будешь главным по сортирам.

Это немножко понизило градус веселья.

– Жаль, что я не женщина, – глядишь, и не нужно было бы к нему ходить. Ну ладно, явлюсь, доложусь. Тебе все равно в «Пирамиду» надо, уволиться, вот я за компанию с тобой поеду.

– А когда ты будешь меня учить?

– В процессе. Вызови такси.

– И не подумаю. О Викторе ты забыл? Нам его проведать нужно, автомобиль по тем дорогам не проедет.

– Жалостливая земная женщина, – буркнул мальчишка. – Самой ласты склеивать скоро, а она о рое заботится. Хоть завтрак мне сделай!

Я накормила его омлетом. Пока Рашук жевал, сделала один телефонный звонок – я позвонила своим вчерашним визитерам, сообщила, что готова подписать все, что нужно.

– Скажи, что хочешь личную встречу с покупателем, – шепнул Рашук, искоса заглянувший в документы купли-продажи. – Сегодня, после обеда, ближе к пяти.

Я послушно повторила сказанное в трубку.

– Зачем? – спросила я мальчишку, отключившись.

– Потому что мне знакомо это имя. У меня кое-какая идея появилась.

– А как зовут вашего капитана?

Он качнул головой:

– Понимаешь, Таисия, в нашей культуре имя имеет почти сакральное значение, его нужно говорить самому или не говорить. А почему тебя вдруг наша мумия заинтересовала?

– Я боюсь, что он запретит тебе со мной возиться.

– С чего бы это? Нашему делу это не помешает, а уж как я развлекаюсь в свободное от работы время, его волнует мало. Разве что он сам решится поспособствовать. Инстинкт дайгона – вещь мощная, может, он решит так свой интерес проявить.

– Что за инстинкт?

– Размножения, – непонятно объяснил Рашук и отставил тарелку. – Пошли, Таисия, время не ждет.

Пока мы ехали по грунтовке, он, сидя на раме велосипеда, с серьезным видом вещал:

– Самое главное для тебя – это не цепляться за свою ненависть. То есть ненавидеть Баринова – это правильно, это дает тебе силы двигаться дальше. Но вот представь себе, что ты уже отомстила, стоишь над поверженным трупом врага. Дальше что?

– Мое сердце перестает биться и я падаю сверху?

– Да, – он даже прищелкнул языком от удовольствия. – Это очень красиво, такого нарочно не придумаешь. Очень изящный поворот. Но за те пару минут, пока твое сердце еще бьется, что ты чувствуешь?

– Пустоту, – сказала я потерянно. – Не удовольствие, а именно пустоту и нежелание жить дальше. Цель достигнута, значит, исчезла.

– Воо-от! – Он ахнул на крутом вираже, когда мы съезжали на утоптанную тропинку. – А должна испытывать удовлетворение, как после хорошего секса, такое, чтобы хотелось еще раз вызвать в памяти сам процесс, а не результат. Поэтому месть на расстоянии: выстрел или подстроенная авария – это не изящно.

– Я хочу, чтобы он умер.

– А должна хотеть, чтобы он перед смертью страдал, лишенный всего, что ему дорого, – денег, друзей, здоровья, будущего.

Я представила Баринова грязным привокзальным попрошайкой. Видение мне понравилось.

– Как это сделать?

– Ну уж не в бухгалтерии ягодицами стул полировать. Надо войти в его ближний круг. Лучше всего – в качестве любовницы.

– Ты его девушек видел? Я вообще из низшей категории, Барин на меня второй раз не взглянет.

– На стальных змеек смотрят все, даже незрячие, – смуглые пальцы с обкусанными ногтями легли мне на запястья. – Змейки умеют вибрировать так, что любое существо в штанах стремиться из них запрыгнуть. Вибрация, и феромоны, и яд!

– Про яд я не поняла.

– У вас тоже есть легенды про дев, чей поцелуй смертелен. Тут, конечно, речь идет не совсем о поцелуях, а скорее – не только о них. Змейка ядовита по умолчанию, любой, кто проведет с ней ночь, – покойник.

А ведь это было здорово. Ну, то есть было бы здорово, наверное, особенно если было бы возможно.

– Ядовитость мне обеспечат браслеты?

– Они ее тебе уже обеспечили, как и нужные вибрации. Ты разве не заметила повышение интереса со стороны противоположного пола? Стой! Дура! Мы же разобьемся!

Я стащила Рашука с велосипеда, схватила за отвороты халата и энергично встряхнула:

– Твои драные браслеты превратили меня в самку богомола?

– Не мои, а твои, – пискнул пацан. – Пусти, больно же! А чего ты их на себя напялила и таскала сутками, не снимая? Тебя не учили, что чужие украшения носить опасно?

Я опустила руки:

– Я же не знала.

– Им это скажи, – Рашук отряхивал грудь, будто я могла как-то испачкать его засаленное одеяние. – Они тебя выбрали. Все. Они же тоже не знали, что ты просто так их медом кормишь. Они тебе доверились, между прочим, преподнесли бесценный дар. Ты думаешь, змеек в обитаемых мирах много осталось? Считаные единицы. Гордись, Таисия. И стыдись! Нельзя маленьких обижать!

– Прости…

Я подняла с земли велосипед, села на него и кивнула мальчишке, приглашая занять раму:

– Это действительно дар, я зря на тебя наорала.

Браслеты на запястьях, будто понимая, о чем я говорю, потеплели. И вам спасибо, девочки. Я отомщу Барину самым страшным образом. Я буду смотреть, как его покидает жизнь, и в душе моей поселится покой.

Дяди Вити в канаве не было, впрочем, как и его одежды. Там был муравейник – огромный, метра полтора высотой курган со злющими жнецами, угрожающе наставившими на нас усики-антеннки.

– Я же говорил, на рассвете он сам со всем разобрался, – сказал Рашук, доставая из кармана шоколадный батончик. – Жрите, пока дядя Рашук добрый.

Обертку он положил обратно, а батончик бросил в копошащихся муравьев.

– Это дядя Витя устроил?

– Он, иначе бы они за несколько часов такую громадину не сложили, – мальчишка вытер руку о халат. – Рой оставил мне сообщение. Теперь я должен угадать, в кого он трансформировался. Это наше с ним дружеское развлечение.