– Давайте перестанем резвиться и проголосуем.

– Я против расследования, – твердо заявил ко́нец. – И нас большинство.

– Кого «вас»? – не понял Белосвет.

– Тех, кто против!

– Я за расследование, – вставил свое слово хван. – Но все и так это поняли.

И они с Лакрицием вопросительно уставились на люда.

– А я… – Белосвет оглядел друзей. – Давайте попробуем?

– Купи мне «панцирь», – заявил оператор, сообразив, что остался в меньшинстве.

– Обязательно.

– Считай себя под моей защитой, – хмыкнул хван.

– Так я вообще спать перестану, – буркнул в ответ ко́нец. И вздохнул: – С чего начнем?

– Э-э…

– А главное: для чего мы это начнем?

– Врать не буду: профессиональное тоже присутствует, – честно признался Белосвет. – Я не против того, чтобы раскрыть дело и прославиться как репортер.

– Надоело быть на вторых ролях?

– И еще хочу утереть кое-кому нос.

– А я буду снимать, как ты это делаешь, – поддержал друга Лакриций. – До тех пор, пока мне не оторвут голову.

– Не оторвут, – пообещал Пиф.

– Откуда ты знаешь?

– Тебя начнут рвать с другой части тела.

– Завидно?

– Люблю точность. – Хван приятно улыбнулся оператору и перевел взгляд на люда: – Теперь серьезно: почему девчонка не ушла из номера? Что ее заставило остаться?

– А что ей было делать? – не понял Белосвет.

– Могла хотя бы позвонить.

– Кому? Отцу? Так он ведь и натравил на них Евгения… – Люд покачал головой: – Нет, она вела себя логично.

– Марта должна была отправиться к месту боя, – не согласился четырехрукий. – Во всяком случае, наша женщина поступила бы именно так.

– Ваша женщина еще и расшвыряла бы драчунов, – проворчал ко́нец.

– Ну, не расшвыряла бы, а велела расходиться, но в целом ты прав.

– Да уж, с вашими лучше не связываться.

– Ты пробовал?

– До сих пор вздрагиваю.

Хван приятно улыбнулся.

– Допустим, Марту заперли, – прищурился Белосвет. – Но что нам это дает?

– Пока это просто непонятный момент, – ответил хван. – Но ее поведение нужно держать в уме.

– Согласен.

– Что-нибудь еще?

– Сейчас… Когда мы смотрели запись, мне показалось… Сейчас. – Пиф взялся за планшет и вновь запустил файл. – В самом конце, когда началось мельтешение…

За несколько секунд до окончания записи «Глаз» словно почувствовал угрозу и завертел камерой, пытаясь понять, откуда она исходит. Затем его накрыло, и голем полетел вниз, продолжая снимать до тех пор, пока не сгорел. В поле его зрения несколько раз попал парк, автомобильные дорожки, кусты, здание отеля, и все – в дрожащей пелене.

– Вот здесь!

Пиф поставил запись на паузу, и друзья уставились на полуразмытое изображение белого фургона. Он подъезжал к поляне, и голем снял его с очень удачного ракурса: надпись на борту хорошо читалась.

– «PRODAM.RU». – Белосвет ухватил себя за подбородок. – Это наши.

– Служба утилизации, – подтвердил ко́нец. – И что?

– Как же они узнали? – коротко спросил Пиф.

– А как рыцари и дружинники Данияра узнали, что нужна их помощь? – подал голос Белосвет. – Службу вызвали дуэлянты. Наверное.

– Фургон Службы утилизации подъехал со стороны Ленинградского проспекта как раз тогда, когда вы разбирались с Мстиславой и Кристианом, – произнес Пиф. – А этот фургон появился со стороны Верхней Масловки.

– К чему ты ведешь?

– Это не тот фургон, который сейчас работает в парке.

– Интересно.

– Убийца работает в Службе утилизации? – поднял брови Белосвет.

– Или убийца пользуется фургоном Службы. Сделал липовый.

– Ты сам в это веришь?

– Нет. Но у нас появилась зацепка.

– Учитывая, как этот тип расправился с десятком бойцов, у нас не зацепка, а указатель на неприятности, – проныл ко́нец, которому вновь захотелось проинформировать обо всем Великие Дома и навсегда позабыть эту страшную историю.

– Едем в Службу утилизации? – У хвана загорелись глаза.

– Для начала давайте сделаем репортаж, на который нас посылали, – ответил Белосвет. – Снимем сюжет о ярмарке в супермаркете Гильдии, а заодно приведем мысли в порядок. Может, что и придумаем.

– Договорились.

* * *

Москва, Волгоградский проспект, 17 октября, понедельник, 23:06

– Машина какая-то левая, – осторожно произнес Тыква, не сводя глаз с уйбуя.

Боец пытался изобразить выражение почтения и почитания, но в действительности опасался, что Дрезина вспылит и врежет ему снова. Кастетом. А кастетом было больно и не очень полезно для головы.

Но на этот раз обошлось, по голове не прилетело, и уйбуй ограничился коротким:

– Нормальная машина… Только кабина маловата.

И поморщился.

Замечание было оправданным, поскольку никому из дикарей не хотелось ехать в кузове, едва прикрытом дырявым брезентовым пологом, и они набились внутрь. Сжались, как сумели, и старались дышать по очереди, чтобы хлипкая дверь случайно не открылась.

– И не налево машина едет, а направо, – влез в разговор Стамеска.

– Да, направо ведет, – не стал спорить вожак, которому приходилось то и дело выравнивать курс. – Приноровиться надо.

– А вообще она очень хорошая, – продолжил лебезить Стамеска. – Лучшая!

Тыква вздохнул и покосился на Четвертого. Четвертый, которому по голове прилетало чаще других, демонстративно отвернулся и уставился в окно, словно никогда в жизни не видел ночных московских улиц.

Вот и поговорили.

«Газель», которую украл для десятки Дрезина, оказалась настолько древней рухлядью, что даже «Черный квадрат» выглядел на ее фоне относительно молодым произведением искусства. В гараже ее оставили за ненадобностью, и именно поэтому «Газель» приглянулась бравому уйбую – он понял, что ее не будут искать. Машина еле завелась и пыхтела так, словно где-то внутри у нее пеклась пицца, но при этом ехала. Тряслась, пыхтела, воняла, но ехала.

– Ничего, вот финансирование получим, новую машину купим, – мечтательно произнес Четвертый. – Может, даже танк.

– Зачем нам танк? – удивился Дрезина.

– Денежную башню снесем.