– О, Набис, привет, Набис, а я тебя и не заметил, – услышал он острый полушёпот рядом, узнал голос, сделал усилие и выделил из толпы лицо Мавра Казакова – давнего, дозарничного знакомца. Старшака с Собачьего, местную подлую легенду. Мавром его прозвали за тёмно-коричневую кожу, за резкотуху в повадках и за привычку бить девок как мужиков. (И отец у него был такой же коричневый, и такой же резкий.) Мавр был настоящий, природный и потомственный браконьер, и в тюрьму сел в день своего пятнадцатилетия за убийство скурмача на воде. Десятку, по малолетке. Откинулся по звонку в восемьдесят седьмом.

– А чего я тебя в «Трубах» не выпас? – осведомился Мавр. – По стеночке скользишь, Серёжа?

– Привет, Мавр, – ответил Набис. – Меня там и не было. Я проводилой, на въезде с Волгоградского. Я на сутках, я не с ними.

– А, служба, – сказал Мавр. Впрочем, он не искал оскорбить, он принимал к сведению объяснение, почему не видел Набиса внутри. Его это волновало. Как это он кого-то не заметил. Мавр гордился своей чуйкой, действительно, по глубине, дальности и объёмности исключительной. В Зоне не спорят «на маршрут», но «рисковал» Мавр на треке очень редко, проходя разнополые двойки гитик «на щеках», то есть на чутье, читая кожей лица едва заметные токи воздуха или изменения влажности. Кроме того, из всех трекеров он был единственный, кто на глаз отличал проходимый «кубик Рубика» от непроходимого. В общем, на треке он был богом. А вот с обонянием на отношения у него не очень… Как у обычного… Да и по жизни верхогляд. Чемпион по межличностным косякам от собственной невнимательности… Тут Мавр вроде бы толкнул Набиса в грудь, Набис опустил глаза и увидел пачку «Интера» в коричневых, вроде бы пеплом присыпанных, пальцах. С полированным перламутровым когтём на мизинце.

– Закуривай, зёма, старые запасы, – сказал Мавр дружелюбно. – Хорош курить свои обрезки. Я тебе так скажу, мальчишечка, это точно Горбачиха болгар подговорила сигареты зажать. Чтобы больно людям сделать. У неё это в крови, она ведьма.

Мавр очень интересовался политикой. Имел своё мнение.

– Пофиг – Горбач, болгары, Мавр; не в обиду… Что решили-то там с полканом люди? А то мне его ещё на Землю провожать, – спросил Набис негромко, чиркая спичкой. – Мало ли, обидели москвича.

– Ты на едальник его посмотри, – предложил Мавр, голос, впрочем, тоже понизив.

Затягиваясь, они тихонько отошли бочком в сторонку ото всех. Через плечо Мавра Набис видел, как полковник, важно дирижируя перёд себя стаканом и сигарой, общается с народом, обступившим его полукольцом, а кардинал Петрович чуть ли не отечески за общением наблюдает. Набиса передёрнуло, Мавр заметил и оглянулся полюбоваться.

– Не, ну а что ты хочешь, – сказал он щеря зубы. – Кум есть кум, ему всегда что-то надо, кум готов при интересе и демократа замастырить. Особенно если при воре. Барыгам порадеть, прикормить… Да ладно. Попроще будь, Набис, только познакомились с главным скурмачом, какие, на хер, решения. Вася – Васе. Он про нас узнал, мы про него… Мы, в общем, помогаем ему Зону нарисовать на карте, а он вохру тормозит, чтобы на звук не стреляла. Первый периметр он приоткроет, в знак доброй воли.

– А! – сказал Набис. – Сами нарисуем карту, чтобы ему точно знать, где колючку натянуть.

– Нет в тебе, зёма, правильного виденья перспектив, – сказал Мавр серьёзно. – Слушай меня. Мы всё, кабздец, на зоне, Серёга. Это точняк. Порешили Горбачёв с Бушем нас никогда за карантин не выпускать. Как бы мы больные заразные. Это же как два пальца. Ты секи. Но и под газон покласть пятнадцать тысяч людей никто не даст, не те времена, не Африка, не Гитлер. Не Афган. Да и нужны мы им, для учёных, для наблюдений, работать, обслуживать, тоси-боси. В общем, надо обустраиваться. Какая разница – Собачий или Беженск? Один хер, ничего не изменилось, кроме власти. Так что карту можно нарисовать, она всем полезна. Это не косяк. А если скурмач этот ещё и вохру окоротит, как обещал, так и заебись. Жизнь налаживается типа.

– Обустраиваться, базаришь, Мавр? – спросил Набис.

Кажущиеся белыми на тёмном лице глаза Мавра не смеялись. В них вообще души не было, никакой. Мавр придвинулся и понизил голос.

– Обустраиваться, чтобы стартануть, слышь. Я тебя сам искать хотел на днях, Серёга, – сказал он. – Есть у меня вариант, напарник нужны. Не с Гриней же моим делать, чморёнком. Как сейчас беженцы говорят: артэль нужна. (Он произнёс именно так: «артэль».) В любой тюрьме есть дырка. А у нас тут целая степь дырок. А я «Рубика» с открытыми глазами прохожу, братан. Надо только взять что-то уникальное из Зоны, и уйти. Я всё продумал. Уйти к мусульманам. Каддафи там, Арафат, вот эти. Эмиратцы. Они не выдадут, и там богато.

– Не выдадут, но яйца отрежут… Ты о чём вообще, Мавр? – спросил Набис, внутренне замерев от поганого предчувствия.

– Паси, есть на Южке одно чмо. И зачастил он к учёным. Знает, типа, где лежит лекарство от рака, СПИДа и вообще. Это круче атомной бомбы, понял? Вот с этим можно срываться.

Набису удалось показать нормальное, не досадливое, радостное удивление.

– Так, – сказал он, – Валер. Ты чего о таком вслух! Давай не при всех.

– Типа я сейчас попутал? – мгновенно озлившись, спросил Мавр.

– Валер, не нагинай без основания, вообще же не о том!

– Я себя пасу, Набис. Всегда. – Он огляделся и сплюнул. – В толпе как раз никто не услышит… А ты что, слыхал про это лекарство? Вроде как ты не удивился.

– А тебя что, что-то в Зоне может удивить?

Мавр затянулся. Усмехнулся. Поверил. Кивнул.

– Вот это без бэ, Серёга! Ни-че-го не удивит. Мне про это когда шепнули, я и сам не удивился, точняк. Обрадовался только.

– А шепнул?..

– Пру я одну лаборанточку земную в институте, – без напряжения объяснил Мавр. – Они там все боятся, что их тут, с нами, навсегда привяжут, прикинь. Ну и она прислонилась ко мне, что ли. Типа я Колумб и выведу из карантина, если что. Я прогнал, что конечно, выведу, но деньги нужны. Вот она мне и подгоняет, ну, варианты. Где что, кто что принёс с выхода.

– Проверял? Варианты? Не гонево?

– Да. Нет. «Бенвенуту» я по её варианту и вынес. Учёные провесили ерик Ближний до Пяти Дорог, но не дошли. Её наколка. Я с Пяти Дорог «бенвенуту» и вынес. И сдал в институт, в факторию.

– Зачем?

– Зачем сдал? Затем и сдал, чтобы бабцу не пропалить.

– А! Не подумал.

Вальнуть Вадика, подумал Набис неожиданно для себя, и в делюгу с зёмой-старшаком. В носу засвербело.

– А где тут мой проводник? – гаркнул поверх тихого трекерского гомона Блинчук театрально весёлым голосом. Не ходила, не сечёт, Папаша прав… И орать нельзя, и об этом было говорено. И какой я тебе, сучара, «проводник»? Опять же, сказал ведь… – По машинам! Товарищ майор, заканчиваем митинг!

– Понял? «проводни-ик»… – подмигнул Мавр. – Хозяйски тебя как шукает. Всё-всё, пошутил я, братан.