– Так он торговал коврами? – спросила Дот Феттерс.

– Когда мы познакомились, он работал в антикварном магазине. А потом занялся элитными коврами. Бизнес идет отлично. У Парсифаля было превосходное чутье.

– Я сразу заметила, что в доме у вас потрясающие ковры, – сказала Берти, радуясь своей прозорливости.

– Тогда давайте сперва поедем в этот ковровый магазин, – заявила миссис Феттерс. – И куда-нибудь, где он показывал свои фокусы. И еще раз на кладбище. Но можно и только куда-нибудь в одно место. Не хочу злоупотреблять вашей добротой.

Сабина заверила ее, что о злоупотреблении тут нет и речи.

В магазинах она не была давно. Пока Фан болел и после того как он умер, приходилось ездить туда часто: привозить на подпись документы, которые нельзя было пересылать по факсу, и отвозить их обратно. Время от времени Парсифаль просил посмотреть цвет, проверить плетение какого-нибудь свежего поступления. Раз за разом Сабина уверяла, что ничего не понимает в коврах. «Но глаза-то у тебя есть, – возражал он. – И вкус есть. Мне надо знать, как они тебе покажутся. Понравятся ли они тебе».

Ковры ей нравились, все до единого. Парсифаль знал свое дело и прекрасно руководил бизнесом даже из дома. Да и Сабина, помогая ему, мало-помалу набралась опыта. Таланта Парсифаля у нее, конечно, не было, но Сабина бессчетное число раз сопровождала его в деловых поездках. Побывала даже в Турции. Перебирала горы молитвенных ковриков в Гердесе и Кулу, простаивала на солнцепеке, пока облепившая ноги пыль не превращалась от пота в грязь. И пусть Сабина не различала тонкостей, не умела разглядеть достоинства невзрачных на вид ковров – «звездные» изделия она распознавала безошибочно. Она понимала толк в узорах, с одного взгляда отличала меласский ковер от конийского, ладикский от сивасского. Ладикские ковры она обожала. Парсифаль утверждал, что Сабина – бесценная помощница, поскольку обладает типично американским вкусом, и то, что нравится ей, в Америке точно пойдет нарасхват.

Вкус был не единственным достоинством Сабины. Хрупкая на вид, однако сильная и выносливая, она выдерживала жару дольше, чем Парсифаль. («Общаться с детьми пустыни предоставляю тебе», – провозглашал он, удаляясь в тень.) Она могла поднимать и ворочать ковры. В первое время, когда магазин у Парсифаля был всего один, а команда крепких молодых людей – именно к такого рода сотрудникам он питал слабость – еще не сформировалась, Сабина лазала по лестницам и развешивала ковры на верхотуре для демонстрации.

Брать магазины на себя Сабина не собиралась, но и расставаться с ними тоже пока не хотела. Она ехала по дороге, которую так любил Парсифаль, – вдоль бульвара Санта-Моника, мимо Дохини, где толпились молодые парни. Они порхали повсюду, точно мотыльки, – в обтягивающих черных джинсах или брюках-клеш, их белоснежные футболки сияли на солнце. Светлые космы вились вольными кудрями, свежепостриженные черные челки падали на глаза. Белозубые широкие улыбки, решительные квадратные подбородки. Тугая темно-коричневая кожа на мощных бицепсах, тени от густых ресниц на румяных щеках. Они шагали, приобняв друг друга за тонкие талии, уткнувшись подбородками друг другу в плечо. Берти приникла к окну, коснулась руками стекла. Собралась сказать что-то, но промолчала.

«Ковры Парсифаля на Мельроз», – прочла миссис Феттерс изящно выведенную золотом надпись над витриной заведения. Как он радовался, когда художники приступили к работе! Сабина сфотографировала его тогда стоящим под словом «Парсифаль». Где же сейчас этот снимок? «Ты только посмотри!»

Колокольчики, купленные Парсифалем в Китае, стукнулись о стекло и мелодично зазвенели, когда двери отворились. Сальвио при виде Сабины чуть не вскрикнул от радости. Отставил свой кофе, бросился через весь магазин с распростертыми объятиями, и она нырнула в эти объятия, точно в заботливо поданное пальто.

– Ангел мой! – воскликнул Сальвио, целуя ее в затылок у корней волос. – Мы все так надеялись, что вы вернетесь к нам, когда найдете в себе силы. Нам так вас не хватает, каждый божий день!

Сабина кивнула, гладя его по голове. Она знала, кого ему не хватает. Сидхи и Бхимсен, два непальца, чьей обязанностью было разворачивать ковры перед покупателями, тоже подошли – с чувством пожать руку и на ломаном английском выразить соболезнования. Миссис Феттерс и Берти наблюдали за этой сценой, стоя в дверях под громоздким плетением из калл.

Сабина зажмурилась на секунду, открыла глаза и сказала:

– Никогда не догадаетесь, кто это со мной! – И протянула к ним руку, давая знак подойти. Они подошли – робко, послушно. – Сальвио Мадригал, а это Дот и Берти Феттерс, мама и сестра Парсифаля.

Сальвио был мастером своего дела. На уговоры сбросить цену он не поддавался, но всегда охотно предоставлял покупателю ковер «на испытательный срок». Был услужлив, но на клиента никогда не давил. Ничему не удивлялся, все, что ему ни говорили, принимал как само собой разумеющееся. Вот и сейчас Сальвио повел себя, как повел бы на его месте любой, кого представляют семье усопшего, хотя до сегодняшнего дня был уверен, что родные Парсифаля мертвы.

– Миссис Феттерс, для меня такая честь познакомиться с вами! Ваш сын был мне близким другом. Удивительный был человек, другого такого не найти. Примите мои глубокие соболезнования.

Миссис Феттерс так жала ему руки и глядела на него с такой нежностью, что случайный свидетель мог бы решить, что женщина эта после долгих мытарств отыскала наконец любимого сына.

– Сальвио – управляющий магазина, – сказала Сабина. – Он здесь всем занимается.

– А Гай тоже занимался магазином? – спросила миссис Феттерс Сальвио. – Он ведь работал здесь, да? Где было его место? На каком стуле он сидел? Можно мне подержать в руках его телефон? А как он его держал? Он здесь стоял и глядел в это окно? А на что он любил глядеть? Скажите мне, и я тоже погляжу.

– «Гай» – это Парсифаль, – пояснила Сабина.

– Парсифаль, – повторила миссис Феттерс слово, которое пыталась утвердить в памяти. – Ну да, и на вывеске это имя.

Ни единого недоуменного взгляда со стороны Сальвио не последовало. Он принял к сведению подсказку и продолжил беседу:

– Он сидел здесь безвылазно, семь дней в неделю. Но потом появился другой магазин, другие дела. Это хорошо, что он мог отвлечься. Все видели, что он совсем себя не щадит.

– Когда Фан заболел, – сказала Сабина, понимая, что управляющий колеблется, не зная, можно ли об этом упоминать, – Парсифаль передал все дела Сальвио.

– А Фана вы знали? – спросила Берти.

Видимо, утром миссис Феттерс успела ввести дочь в курс дела, прочитав ей за завтраком краткую лекцию по новейшей истории Гая. И Берти усвоила материал со всей своей милой среднезападной бесхитростностью и прониклась им настолько, что всего через пару часов осведомлялась об умершем любовнике неведомого ей умершего брата.

Сальвио выглядел как стареющий гангстер – черные джинсы, черная футболка, гладкие прилизанные волосы, тоже черные, только-только начинающие седеть, зачесанные назад. Берти он ответил так: