Она вцепилась в подлокотники. Надо зарыться в кресло, и никто никогда ее не найдет.

– Сабина! – Берти потрясла ее за плечо, точно спящую. – Идите, он зовет вас!

Люди вечно забывают, что можно сказать «нет». Сабина не раз наблюдала зрителей, которые искренне, отчаянно не желали выходить на сцену, которые умоляли оставить их в покое – но стоило на них надавить, неизменно соглашались, прекращали сопротивление и шли как на Голгофу. Когда зовет фокусник, никто не смеет послать его к черту.

Сабину подняли с места – Берти и Дот Феттерс вытащили ее из кресла. Она не шла. Ее передавали по воздуху, над головами, и так доставили на сцену. Освободив руки, зрители принялись бешено хлопать. Сабина оправила на себе блузку. Сэм Спендер чмокнул ее в щеку и сказал что-то насчет того, как он рад снова видеть ее здесь. Свет бил в глаза.

Кажется, она открыла новый, неизвестный науке вид одиночества.

– Ну как, поможете мне с парой фокусов, Сабина?

Она взглянула на него, моля о пощаде на тайном языке иллюзионистов и ассистенток. Человек непосвященный об этом догадаться не мог, но еще оставалось время для бегства. Сабина знала расположение всех скрытых люков в полу. На лесах, где крепятся софиты, были веревки – если только она дотянется, сможет вскарабкаться по ним. Известно, что люди склонны смотреть вниз, а не вверх.

– Все, что я прошу вас сделать, – подержать этот обруч, вот это обычное серебристое кольцо.

И он сунул ей в руки обруч – холодный, тонкий, легкий, задрожавший вместе с рукой Сабины.

– Держите? Теперь проверьте его на прочность. Давайте – проверьте хорошенько! Прощупайте его по всей длине и скажите мне, надежен ли он, крепок ли.

Обруч был крепок. Он показался бы крепким любому, только не Сабине, знавшей сей предмет реквизита, как свои пять пальцев. Она перебирала и перебирала обруч. Вот уж пятнадцать лет, как Парсифаль не показывал этого фокуса. Трюк с обручем отлично годился для разогрева и хорошо смотрелся из зала, но потом стал для Парсифалая слишком легким – и неинтересным. Некоторые из самых сложных его номеров выглядели в сто раз проще, но их он любил и оставался им верен. Такой уж у него был характер. И у нее тоже.

– Ну как он вам?

Обруч скользил и скользил меж пальцев Сабины. Ясно видеть Сэма Спендера она не могла, но хорошо его помнила. Хороший средней руки иллюзионист, человек скучный. Сабина с Парсифалем оставили все эти фокусы с обручем целую вечность назад. И проверять крепость не было смысла. На обруче был крошечный разлом – если не знать где, ни за что не заметишь. А узнать можно только от фокусника. Поэтому Сабине ничего не оставалось, как снова и снова ощупывать серебристое кольцо. Отступать было некуда. Сабина стояла посреди сцены, слышала вопросы Сэма Спендера, но отвечать ему не могла. Не могла отвечать, не могла уйти. Могла лишь перебирать пальцами обруч – и перебирала его, перебирала, перебирала…

– Идем, Сабина! – Она вдруг почувствовала, как кто-то тянет за обруч, – и в руках стало пусто. Обняв Сабину за талию, миссис Феттерс повлекла ее прочь со сцены, свела по трем ступенькам в зал. Сабина плакала, но так, чтобы никто не видел. И никак не могла остановиться. Берти круговыми движениями поглаживала ее по пояснице. Вместе они вышли в фойе.

Когда к ним подошли люди, миссис Феттерс отмахнулась. «С ней все хорошо», – бросила она Салли. Эта очевидная ложь означала лишь одно: не ваше дело, оставьте нас в покое. Служитель без всяких расспросов подогнал машину, и Берти села за руль. Миссис Феттерс устроилась сзади с Сабиной. Она обнимала ее, гладила по голове.

– Что хуже, – спросила миссис Феттерс, – что этот человек попросил вас выйти на сцену или что я вас туда толкала?

Берти выбралась с парковки, благополучно свернула на соседнюю улицу, где остановилась в длинной тени пальмы.

– Простите, пожалуйста, – сказала она. – Не надо было просить нас сюда везти.

– Мы думали о себе, – сказала миссис Феттерс. – А надо было о вас думать. Бедная девочка, такое испытание вам выдалось…

Сабина была смущена настолько, что даже не пыталась разобраться во всем многообразии неловких обстоятельств. Что было на сцене? Что происходит сейчас? Она хотела заверить Феттерсов, что все в порядке, что через пару минут все пройдет, но не могла вымолвить ни слова. Она вернется домой, но Парсифаля там не будет. Она откроет дверь, но его не увидит. Никогда больше не увидит.

– У меня тут бумажные платочки есть, – сказала Берти, роясь в сумочке.

Поблагодарив ее, Сабина глубоко вздохнула и попыталась расправить плечи.

– Со мной все нормально, правда! Простите меня! – сказала она и с силой потерла под глазами. Спереди на блузке проступили темные мокрые пятна.

– Вам не за что просить прощения, – заверила миссис Феттерс.

Сабина взглянула на свои руки и засмеялась.

– Давайте мы отвезем вас домой? – предложила миссис Феттерс.

Сабина покачала головой:

– Мы поедем на кладбище.

Уж лучше поехать туда, где был Парсифаль, чем туда, где его не было. Сабина открыла дверцу и вылезла из машины.

– Пересаживайтесь! – сказала она Берти. – Я поведу!

– Но вы же не хотите ехать на кладбище! – воскликнула Берти.

– Нет, очень хочу! – Сабина снова могла дышать свободно. Встав на цыпочки, она потянулась. – А плачущей женщиной на кладбище никого не удивишь.

Берти неуклюже перевалилась на пассажирское место, пустив Сабину за руль.

– Когда мой муж умер, я тоже вот так плакала все время, – сообщила миссис Феттерс, наклонившись вперед. Ремень безопасности у нее был отстегнут. – Плакала и плакала. Мужа я ненавидела, а ревела просто потому, что все так переменилось. А плакать по мужу, которого любишь так, как любили Гая вы, – я даже представить себе этого не могу!

Сабину тронуло, что миссис Феттерс назвала Парсифаля ее мужем.

– А когда умер мистер Феттерс?

Берти потупилась, глядя на свои руки, и поправила кольцо, чтобы бриллиант был виднее.

– Альберт умер, когда я была беременна Берти. Вот я и назвала ее Альбертиной. – Перегнувшись через спинку сиденья, миссис Феттерс похлопала дочь по плечу. – Единственное, что у этой девочки от отца, – имя. Потому-то она и выросла такая милая!

– А как он умер? – Будь все как полагается, Сабина никогда бы не задала такой вопрос, но об этой потере в семействе Феттерсов явно никто особо не горевал.

– Несчастный случай, – сказала миссис Феттерс. – Это было как снег на голову. Вот – он здесь, а вот… – она повела рукой в воздухе, – нет его!

Лилии раскрылись. На траве, покрывшей двойную могилу, словно красовались два белоснежных свадебных букета. Сабина сидела, прислонившись спиной к кирпичной стене, заслоняющей холмы Линкольн-Хайте. Она глядела на цветы и слушала журчание мелодий, которым услаждали здесь богатых усопших, в то время как миссис Феттерс болтала с табличкой на могиле, рассказывая обо всех событиях дня: о магазине ковров, о «Волшебном замке», о том, как она, как ей казалось, виновата перед Сабиной. Сабина подумала – может, подойти и объяснить Парсифалю, что его мать ошибается и никакой ее вины тут нет? – и улыбнулась. Раз она в состоянии осознать весь идиотизм подобной инициативы, значит, еще не все потеряно.