Конечно библиотека. Но она на втором этаже, и мне совершенно не улыбается тащить этих двоих через весь дом в святая святых.

– Кухня, – отвечаю я.

– Тогда – на кухне, – говорит фотограф. – Отлично!

– Жду вас, – говорит Ленцен.

Замечаю взгляд, который бросает на него фотограф, очень короткий, но вполне достаточный для меня, чтобы понять: эти двое не любят друг друга. И сразу начинаю испытывать симпатию к фотографу.

Иду впереди, фотограф за мной. Ленцен остается в столовой один. Краем глаза вижу, как он углубился в свой смартфон. Мне не хочется выпускать его из виду ни на минуту, но у меня нет выбора. Все начинается не очень складно.

Входим в кухню, там Шарлотта, как раз заканчивает с кофе. Бульканье кофемашины, аромат, все родное, знакомое, успокаивает.

– Мы ненадолго – только сделаем несколько фото, – говорю я.

– Уже ухожу, – отвечает она.

– Если хотите, можете остаться посмотреть, – предлагаю я, чтобы удержать ее от похода в столовую, но сама понимаю, что звучит это несколько странно: с какой стати я приглашаю ее посмотреть, как меня будут фотографировать?

– Я пойду посмотрю, как там Буковски, – говорит Шарлотта. – Он, кстати, где?

– В спальне. И проследите, чтобы он не выскочил, я не хочу, чтобы нас тут беспокоили, – говорю я и делаю вид, что не замечаю осуждающего взгляда Шарлотты.

Наконец она удаляется. Фотограф усаживает меня за стол, кладет передо мной их газету, ставит чашку с кофе, прицеливается, снимает.

Мне трудно сосредоточиться на нем, все мысли – в столовой, с Ленценом. Что он там делает? О чем думает? С какими намерениями он сюда пришел?

Что он обо мне знает? Понятно, он читал книгу. И должен был узнать убийство, которое совершил. Что он чувствовал при чтении, об этом можно только догадываться. А потом – час спустя, день, неделю – что он чувствовал? Бешенство? Страх перед разоблачением? Неуверенность? У него было две возможности: отказаться от интервью и соответственно от встречи со мной. Или же прийти сюда и встретиться лицом к лицу. Он выбрал второе. Он не уклонился. Он клюнул. Теперь он должен выяснить мои планы, что у меня есть на руках. Он наверняка и до этого часто думал о свидетельнице, которая видела его на месте преступления. О том мгновении, больше десяти лет назад, когда мы смотрели друг другу в глаза, ужасном, коротком, как взмах ресниц, мгновении в квартире, где лежало мертвое тело. Следил за ходом расследования? Боялся разоблачения? Пытался найти свидетельницу? И нашел ли? И собирался ли ее устранить? Ее – то есть меня.

– А я вас представлял совсем другой, – прерывает фотограф мои размышления.

Соберись, Линда.

– Да? И какой?

– Ну, старше, со странностями. Не такой симпатичной.

– Думали, я – старая дама, – говорю я с наигранным удивлением, стараясь вести себя так, как, на мой взгляд, должна вести себя уединенно живущая, но не совсем сумасшедшая знаменитая писательница, и кокетливо продолжаю: – Кажется, вы говорили, что вам нравятся мои книги?

– Точно. Я считаю, ваши книги – супер, – отвечает он, наводя объектив на резкость. – Но мне казалось, что автор этих книг должен быть в возрасте.

– Понимаю.

Мне и вправду это понятно. Норберт как-то сказал, что у меня душа 85-летнего человека, и я понимаю, что он имел в виду. Я бесплотная. У меня нет ничего общего с женщинами моего возраста. Мой образ жизни никак не подходит нормальной 38-летней женщине. Живу как старуха: дети разъехались, любимые мужчины поумирали, большинство подруг – тоже, дряхлая, запертая в четырех стенах. Бесполая, бестелесная. Именно что бесплотная. Так я живу, такая я есть, так чувствую и то же самое вкладываю, когда пишу, в свою прозу.

– И потом, – продолжает фотограф, – женщина, которая никогда не выходит из дома, – сразу представляешь какую-то эксцентричную старуху, которая живет с двадцатью кошками. Или что-нибудь сверхэксцентричное, вроде Майкла Джексона.

– Жаль, что обманула ваши ожидания, – говорю я.

Получилось резче, чем хотела, и он умолкает. Снова возится со своей камерой. Наводит, снимает. Смотрю на него. Он просто излучает здоровье. Шатен, спортивного сложения. Несмотря на зиму – в майке с коротким рукавом. На левой руке – шрам, наверное, на скейтборде катался или что-нибудь в этом роде.

Он вдруг берет чашку, наливает горячего кофе, над которым поднимается пар, протягивает мне.

– Круто получится, если будет пар перед лицом. Может, сумею схватить.

Беру чашку, пью кофе, фотограф снимает.

Смотрю на него, прикидываю, сколько ему. Выглядит очень молодо. Наверное, около двадцати пяти. Нас разделяет-то всего чуть больше десяти лет, но я чувствую себя старше него по меньшей мере лет на сто.

Фотограф закончил. Благодарит. Собирает аппаратуру. Я возвращаюсь в столовую.

Внутри у меня все сжалось. Шарлотта сидит напротив Ленцена. И с ней что-то не то, с лицом, выглядит как-то не так. Неестественно. Что-то не то с глазами, с губами, с руками, вся манера держаться какая-то…неестественная. Замечает меня, быстро встает, я прервала их разговор, черт, они тут сидели, разговаривали бог знает сколько времени, пока длилась эта фотосъемка. Что тут вообще могло произойти за это время! Представляю свой кошмар, окровавленные руки Ленцена, представляю Шарлотту с перерезанной глоткой, представляю ее сынишку, сатаненка, как он сидит в луже крови, а Ленцен стоит рядом, смотрит на свои руки и ухмыляется, думаю о том, что Шарлотта знает обо мне все, интересно, могла ли она ему рассказать что-то такое, из-за чего у меня могут возникнуть проблемы, но она же не знает, слава богу, она не знает про микрофоны, про камеры и вообще про все, слава богу; но она видит убийцу моей сестры, посматривает на него, теребит прядь волос у себя за ухом, слегка касается шеи, и Ленцен на все это понимающе смотрит, улыбается, и морщины на его лице углубляются от этой улыбки, эти его морщины, я ненавижу его за эти морщины и за эту улыбку, он недостоин этих морщин, и вдруг на мгновение я вижу Ленцена глазами Шарлотты: интересный мужчина средних лет, образованный, повидавший мир, и до меня наконец доходит, что происходит с Шарлоттой, почему она кажется мне такой неестественной. Она флиртует. До сих пор у меня было односторонне представление о Шарлотте, я никогда не видела ее рядом с мужчиной, бог ты мой, как же я действительно далека от реальной жизни, как мало знаю о людях, об их отношениях, все мои знания о людях и отношениях между ними я черпаю из книг и своих далеких воспоминаний. Шарлотта явно, откровенно флиртует с Ленценом! Который, заметив меня, повернулся в мою сторону и расплылся в дружелюбной улыбке.

– Не помешала? – пытаюсь весело и иронично спросить я, но чувствую, что получилось, мягко говоря, не очень.

– Извиняюсь, – виновато говорит Шарлотта. – Не хотела вас беспокоить на кухне.

– Все в порядке, все хорошо, – говорю я. – Но думаю, Шарлотта, что сегодня вы мне больше не понадобитесь. Вы не против отдохнуть остаток дня?