Это была чистая правда. Пить Егор по молодости лет не умел, а не втянуться в это дело в «одной газете» было невозможно, поэтому ей очень часто приходилось на дежурстве присматривать за его заметками, сокращать хвосты, даже проверять какие-то факты, звонить в какие-то страшные заводские парткомы, пока он тихо посапывал за своим столом во время дежурства по отделу рабочей молодежи. А столы у них стояли рядом. Жалела его, дура, а он теперь бронь достать не может.

– Ладно, – немного подумав, сурово сказал Егор. – Приходи завтра в обеденный перерыв. В час дня.

Редакция, где он теперь работал, поразила ее партийным лоском. Ходили на высоких каблуках бонтонные секретарши вот с такими ногами, разносили по кабинетам чай на подносе под белой салфеточкой тетеньки в фартуках, бегали курьеры, на полу лежали ковры, стены обиты деревянными панелями – из дуба, наверное, хрен его разберет.

Егор вышел из кабинета ответственного секретаря какой-то совершенно чужой, видно было, что ему исключительно неприятна вот вся эта ложь, весь этот обман, это шкурничество, несовместимое с высоким званием советского журналиста, но потом он тихо оглянулся, ухмыльнулся, подмигнул ей и сказал:

– С тебя бутылка портвейна, Финкельштейн!

Уф, слава богу, подумала она, все-таки и здесь работают не деревянные чурбаки.

– Ладно, – легкомысленно сказала Люся, – крымского тебе привезу. «Черный доктор».

Чмокнула в щечку в знак благодарности и спустилась на лифте на первый этаж, где работали специальные железнодорожные кассы.

С самого начала ее неприятно удивила немаленькая очередь таких же, как она, людей с бронью. Бронь причем была у всех разная, у кого министерская, у кого цековская, у кого редакционная.

Стоять – так она прикинула – надо было часа полтора, может быть даже два. Ничего себе, август месяц.

Неожиданно вышел такой же, как Егор, молодой болван в костюме и при галстуке и громко воскликнул:

– Товарищи! А вы что, все в командировку?

«Конечно, в командировку», солидно закивали все.

Болван приуныл и воскликнул:

– Господи боже ж ты мой!

Слава богу, у нее с собой была книжка: «Богач, бедняк», подшивка из «Иностранки» семьдесят второго (?) года, и она неплохо провела время, но когда наконец подошла ее очередь, миловидная ухоженная кассирша что-то там проверила и вдруг сказала:

– А на эти числа вообще нет билетов, девушка. Даже по брони. На раньше есть… А на позже нет.

– Что же мне делать? – растерялась Финкельштейн. – Посоветуйте, пожалуйста.

– Ну я же сказала, – как-то очень быстро рассвирепела кассирша. – Брать на раньше. Или переоформлять бронь на другие числа.

Тогда Финкельштейн (уже в полном отчаянии, с одной стороны, и в какой-то прострации, с другой) всунула голову глубоко в окошко, чтобы никто ничего не слышал, и просто спросила:

– А куда вообще билеты есть? На юг?

Кассирша слегка побледнела, холодно усмехнулась и сказала:

– В направлении Черного моря имеются в наличии билеты на город Махачкала. Брать будете?

И Финкельштейн обреченно кивнула.

Вот в этот момент она и вспомнила того приятного молодого человека из горкома комсомола по имени, кажется, Магомед.

Вечером она позвонила подруге Николаевой.

– Куда ты взяла? – присвистнула она. – Да ты че? Меня мама на Кавказ не пустит!

– Во-первых, – сказала Финкельштейн, – нас будут встречать на самом высоком уровне. Во-вторых, мы возьмем Васечку.

Собственно, идея взять Васечку и стала, как теперь модно говорить, главным драйвером этой поездки.

Они встретились втроем на военном совете и обсудили ситуацию.

– А че, прикольно… – лениво сказал Васечка. Он учился на психфаке, был по виду тихим очкариком, но в компаниях вел себя очень хорошо, никогда не подводил, да и вообще, несмотря на какую-то тягучую неразрешимость их взаимоотношений с Николаевой, всегда был готов, что называется, подставить плечо.

Мужчина был найден, и теперь нужно было покупать третий билет, но с этим они справились неожиданно легко – оказывается, у отца Васечки тоже был блат в кассах.

– Главное, не дрейфьте, девки, – сказал Васечка и поправил очки жестом интеллигента Валерия из «Неуловимых мстителей».

– Да ладно вам! – горячо сказала Финкельштейн. – Я завтра позвоню Магомеду, и мы все точно узнаем. Но одно я уже знаю: кавказское гостеприимство нам обеспечено!

На следующий день, когда все из конторы уже слиняли и она осталась одна в редакционном кабинете, Финкельштейн с трудом нашла фамилию Магомеда в своем блокноте, затем по цековскому справочнику выяснила телефон дагестанского обкома – и стала звонить.

Это заняло не очень много времени.

Вскоре Магомед был на проводе.

– В отпуск хотите к нам приехать? – немного удивленно спросил он. – С подругой?

– И с ее братом, – торопливо добавила Финкельштейн.

– А, ну конечно, конечно! – радушно сказал Магомед. – Все сделаем, вы даже не сомневайтесь. Билеты-то у вас есть?

– Устроите нам путевочку в какой-нибудь пансионат? – чуть игриво, удивляясь самой себе, спросила Люся.

– Ну о чем вы говорите, – было прямо-таки слышно, как Магомед (фамилия у него была почему-то русская – Сергеев) улыбается на том конце телефонного провода, в своем далеком и прекрасном Дагестане. – Конечно, все сделаем. Вы мне позвоните дня за три, я все подтвержу.

– А наши паспортные данные вам не нужны? – почему-то Люсе вдруг стало как-то тоскливо от мысли, что все уже бесповоротно решено.

– Что? Паспортные данные? Нет-нет, не надо, все на месте устроим. Вы, главное, приезжайте, отдохнете у нас, наберетесь сил.

Ехали весело.

Всю дорогу хохотали как бешеные, прилипали к окнам как дети, загипнотизированные проносящимся видом великой русской равнины, с аппетитом ели в вагоне-ресторане, потом крепко спали, на радость кавказской бабушке, которая ехала к внуку и поначалу их шумной компании очень испугалась.

Утром в окне поезда пошли уже горы, в середине дня блеснуло в расщелине море, красота и покой охватили душу Финкельштейн.

…С вокзала поехали прямо в горком.

Вообще Магомед Сергеев (секретарь горкома по идеологии) показался ей каким-то немного другим, чем при первой встрече. Он был как-то крепче, шире в плечах, волосатее, она обратила внимание на его остро модные желтые туфли с длинными носами, белоснежную рубашку и золотые коронки – то есть на то, на что не обратила внимание тогда, когда приезжала по делу.

Он был спокоен, по-прежнему вежлив и очень радушен.

– Ой, здравствуйте, мои московские гости! – сказал Магомед Сергеев. – А я вам уже машину заказал.