Плохо другое — с каждой проведенной в нем минутой не нравился мне «Старый олень» все больше и больше.

Пахло здесь паршиво. Не в смысле реальной вони — с этим-то как раз все в порядке было, обычно в таких местах ароматы куда отвратней. А вот на башку давит… и при этом Дарсолана говорит, что следов Зла не чувствует. Такие вот… пироги с вишнями.

Это я уже напоследок подумал. Коснулся затылком подушки и, как Дара, словно рубильник дернули, провалился в сон.

* * *

Получилось, как в дурной шутке — иду по степи, и вдруг из-за угла танк выезжает.

Только шли мы с Дарой не по степи, а по лугу — справа лес, слева лес, позади тоже какая-то рощица маячит… и тут он. Вернее, она. «Пантера».

Дара как ее увидела, сразу меч из-за спины потащила.

Я на нее прыгнул сзади, повалил, к земле прижал.

— Совсем с ума свихнулась! — ору на ухо. — Жить надоело?! Это ж тебе не колдун завалящий. В нем же сорок тонн, черт бы тебя драл… и пушка семьдесят пять миллиметров.

Дара чего-то в ответ булькнула, только я не расслышал ни черта. Мотор ревет — спасу нет. Я-то уж подзабыл маленько, что это за мелодия такая — танковый мотор. Как говаривал старшина Ушаков — ни с какого боку не родственник — прелестная симфония для унитаза с оркестром. Большого ума был человек, да и объему немалого.

Приподнялся осторожно, глянул — нет, похоже, не засекли Дарину выходку. Как перли они наискось через луг, так и прут.

Уже легче, думаю, но все равно — надо что-то с этой заразой делать! Потому как лежим мы за этим холмиком прямо как чирей на неудобном месте — вроде бы и прикрыты, но лучше от этого не становится.

Интересно, где ж они умудрились целую «Пантеру» оторвать. Да еще, похоже, с экипажем. По крайней мере, с механиком-водителем. Танк — это, конечно, не самолет, но все равно за рычаги должен кто-то понимающий дергать — орка за них не посадишь.

— Так, — говорю. — Подруга боевая. Жизненно важный вопрос к тебе есть. Огненные шары кидать умеешь?

— Три… или четыре. Больше не смогу.

Ладно, думаю, будем считать, что три. И то хлеб. Всяко лучше, чем с мечом на броню.

Эх, знать бы, какая у этих шариков бронепробиваемость! И как она от расстояния зависит. До «Пантеры» метров триста… Или попытаться поближе подпустить? А если засекут? Им же даже пулемет в ход пускать не придется — намотают на гусеницы — и будет очень плоская принцесса и такой же плоский старший сержант… Но лобовую точно не возьмет. Да и борт, пожалуй… А сверху по ней врезать не получится по причине отсутствия крыльев.

Тут «Пантеру» на какой-то кочке чуть влево развернуло, и я, недолго думая, Дару в бок пихнул:

— Запускай!

Вышло даже лучше, чем рассчитывал. Гусеница, правда, не слетела, зато весь танк сразу повело — явно ведущее колесо накрылось. Развернулся он боком, замер… Эти дурики только начали башню разворачивать — а Дара им второй разряд в мотор всадила!

Полыхнуло здорово. Дым повалил, из башни одна горящая фигурка вывалилась, пробежала пару шагов и шлепнулась. Остальные и вовсе ничего не успели — боекомплект рваться начал.

На этом месте я и проснулся. Минут пять лежал, в потолок пялился и отдышаться пытался.

Вот ведь… приснится же такое. Кошмар натуральный.

Я как раз закончил «ТТ» собирать после чистки, как мне эта мысль в голову пришла.

— Нет, — говорю, — не бывает так.

Дара напротив окна стояла, потягивалась широко так — довольная, выспавшаяся.

— Чего не бывает, Сергей?

— Ну этого… всего… что с нами вчера было.

Бормочу и понимаю — услышь от кого другого, сам бы смотрел, как принцесса сейчас, удивленно-жалостно. А то бы и пальцем у виска покрутил.

— Сергей, — качает головкой Дара. — Прости, но не могу сказать, что понимаю тебя. Что такого небывалого случилось вчера? Стая волкодлаков? Заброшенная таверна? Ты, — улыбается, — впервые оказался в одной кровати с принцессой?

— Ну… в общем… да.

Честно говоря, думал, ее высочество сейчас хохотать начнет. А она подошла, наклонилась, заботливо так ладонь ко лбу приложила…

— Странно… жара нет… да и не выглядишь ты больным.

Да уж. Лучше бы начала хохотать.

— Как бы это сказать, — вздыхаю. — Вот нашли мы «Оленя» этого, брошенного. Не дом, а натуральный кошмар из детских страшилок — мрачный, темный, со следами панического бегства. И оборотни от нас отстали, а ты сама говорила, что никогда эти твари добычу на полдороги не бросают.

— Значит, не так уж много я знаю про волкодлаков.

— Я серьезно.

— И я серьезно. Сергей, причин, из-за которых волкодлаки решили отступить, может быть тысяча и три. Ломать над ними голову…

— Ага. Например, их спугнул кто-то страшнее их самих. Помнишь, чьи слова?

— Мои. Но я ведь уже сказала, что не так уж хорошо понимаю в оборотнях.

— А если хорошо? Если ты правильно причину угадала — и причина эта в «Старом олене»… все еще сидит?

— Тогда почему, — Дара голову едва заметно наклонила, словно прислушивалась к чему-то, — эта страшная причина позволила нам спокойно проспать до утра? Она такая гостеприимная или просто ее хватил удар от нашего с тобой наглого поведения?

— Или, — фыркаю, — она углядела тебя в окно и была наповал сражена ослепительностью облика первой красавицы королевства.

— Спасибо за комплимент, Сергей.

— На здоровье. Вернешь улыбками.

Дара прошлась взад-вперед вдоль стены… встала… принялась угол потолка изучать… точнее, паутину на месте того угла.

— Значит, — задумчиво так говорит, — ты считаешь, что волкодлаков и обитателей таверны испугало нечто… одно и то же?

— Считаю. Не так, — уточняю, — чтобы совсем уж уверенно, но… нравится мне эта мысль.

— И где же это нечто, по-твоему, может таиться? — с иронической такой ухмылочкой интересуется принцесса. — Мы ведь обыскали вчера дом.

Тут уж настала моя очередь ухмыляться.

— Обыскали, — говорю, — да не весь. Потому как в жизни не поверю, чтобы у такого справного заведения погреба не сыскалось. В крайнем случае согласен на завалящий подвал — но быть должен!

— Если он, как ты говоришь, быть должон, — спокойно, даже чуть отрешенно произносит Дарсолана, — то мы его найдем. Уверена, это будет несложно.

Тут она угадала — лаз в подвал мы нашли почти сразу. Да я б его еще ночью заметил, не окажись он мусором так ловко замаскирован. Днем-то видно, что кольцо — здоровенное! — к полу прикручено, а ночью поди разбери, что за дрянь под ноги попадается.