Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Почему же «жизнь, взятая в целом» — необходимое условие морали или этики? Потому, отвечает Рикёр, что если другие не могут положиться на то, что я завтра буду таким же, как сегодня и вчера, то у них нет причины доверять мне и верить, что я выполню свои обещания и в целом свои обязательства. И если я не знаю своего собственного прошлого и не стремлюсь установить связь между «вчера», «сегодня» и «завтра», то у других людей нет оснований на меня полагаться. Если у меня нет того, что Рикёр называет «самоидентичностью», то ни я сам, ни другие не могут рассчитывать на меня. Самоидентичность, целостность и связность личности — это совершенно необходимая предпосылка для возникновения доверия между людьми и, соответственно, для этической жизни. Мы можем давать обещания и выполнять какие-либо обязательства только в том случае, когда воспринимаем себя как единство на протяжении времени, — потому что обладаем сколько-нибудь связной идентичностью. А это возможно лишь тогда, когда мы воспринимаем свою жизнь как нарративное единство, как историю от рождения до смерти. Поэтому мы должны стремиться скорее к самоидентичности в отношении прошлого, чем к саморазвитию в отношении будущего. Многие из нас знают людей, которые внезапно «нашли себя» и порвали связь с семьей и друзьями, чтобы заниматься самореализацией или путешествовать по миру. Неожиданное изменение направления жизни бывает, конечно, оправданно (если речь идет о разрыве несчастливого брака, например), но если единственная причина — самореализация, то, возможно, это сомнительно с точки зрения морали. Если самость следует искать в обязывающих отношениях с другими людьми и нравственно значимых поступках в отношении их, а не внутри, то самореализация в настоящем понимании — последствие морального взаимодействия с окружающими.
Может быть, стоит даже провокационно предположить, что только люди с самоидентичностью способны испытывать чувство вины и благодаря этому нравственны (вспомним высказывание Марка Твена о том, что чистая совесть — признак плохой памяти). У нас существует внутренняя связь между чувством вины и обещанием — оба этих феномена имеют очень большое антропологическое значение. Если бы не способность сдерживать обещания, то не существовало бы, например, браков и других долговременных отношений, основанных на верности («пока смерть не разлучит нас»). Невозможно было бы заключать договоры и сделки с товарами или собственностью («я обещаю, что заплачу завтра»), и совершенно обычная повседневная жизнь не существовала бы, так как она основана на постоянных обещаниях («Я помою посуду») — больших и маленьких, эксплицитных и имплицитных. Никакое сообщество людей или общественную жизнь в целом нельзя было бы поддерживать без фундаментальной способности давать и выполнять обещания. Давать обещание — значит объявлять, что вы готовы нести ответственность за его выполнение. В противном случае об этом напоминает чувство вины. Вина — это психологический ответ на нарушенные обещания, и она обеспечивает напоминание о проступках прошлого. Если мы не знаем своего прошлого, то не будем чувствовать вину и, соответственно, не сумеем действовать нравственно.
Здесь мы имеем дело с чем-то очень фундаментальным, и потому это сложно осознать. Мы привыкли думать, что наша «суть» определяется внутренним «Я» или набором личных качеств. Однако если мои рассуждения верны, то наша «суть» определяется скорее обещаниями и обязательствами по отношению к другим. Выполнять свои обязательства — это не просто пресный долг, а, наоборот, проявление того, что важно в жизни, и настоящее самовыражение. В этом смысле размышлять о прошлом необходимо. Но этот процесс неизбежно туманен. Наше прошлое — и личное, и культурное — это не просто готовая история, которую можно просмотреть. Мы вплетены в события и отношения, которые сами не всегда понимаем, но это не отменяет того, что мы (особенно из соображений морали) должны пытаться связать прошлое, настоящее и будущее, а не удовлетворяться тем, что происходит «здесь и сейчас». По этой же причине (авто)биографии во многих случаях так плохо отражают реальную жизнь. Как мы видим из предыдущей главы, это слишком линейный и индивидуалистический жанр, чтобы уловить всю невероятную сложность бытия. Размышления о прошлом помогут понять, как сложна ваша жизнь и как тесно она переплетена с различными социальными и историческими процессами.
Если теперь вы убедились, как важно размышлять о прошлом, то можете сделать две вещи. Во-первых, найти существующие сообщества, которые связаны с прошлым. Человеку может быть сложно идти против духа времени одному, поэтому полезно найти людей с похожим подходом к жизни. Но если вы таковых не найдете, то ничего не остается, кроме как делать всю работу самому. Об этом позже.
Точно так же, как отдельный человек может понять самого себя только через осознание своего прошлого — и того, как это прошлое взаимосвязано с массой отношений и обязательств, — общество тоже существует благодаря тому, что оно (или его члены) знает о своем прошлом. Это не означает, что в семье или компании должно быть полное согласие по поводу того, что характеризует общество и его историю (это бывает редко), чтобы оно стало сообществом. Но необходим некий минимальный консенсус. Философ Аласдер Макинтайр разработал понятие «живые традиции», которое указывает на то, что традиции — это нечто иное, чем консенсус и простое повторение прошлого. Он описывает живую традицию как «спор, протяженный во времени, в котором определяются и переопределяются особые единства». Восприятие традиции как «спора» может показаться странным, но это указывает на то, что для существования традиции в области политического сотрудничества, образования или искусства мы должны постоянно дискутировать о том, как легитимизировать или изменить ее. Традиции не монолитны, они подвержены изменениям (в противном случае это будут мертвые, исторические традиции). Они живые, подвижные и динамичные.
Именно тогда, когда мы участвуем в этих традициях — в семейной жизни, образовании, работе, искусстве, спорте и так далее, — мы становимся людьми. Мы можем понять самих себя, только если знаем те традиции, в рамках которых развиваемся и проживаем жизнь. Это звучит банально, но мы часто забываем об этом в погоне за будущим. Без традиций прошлого все бессмысленно. Всякий смысл, который содержится в действии или культурном продукте, основан на практиках, сложившихся в ходе истории. Поэтому, чтобы осознать себя как культурное и историческое существо, вам нужно научиться исследовать прошлое. Только так можно найти опору.
Как писал стоик Сенека, очень занятые люди не размышляют о прошлом: «Так вот, для занятых людей существует исключительно только настоящее время, краткое до неуловимости; однако даже и оно отнимается у них, вечно занятых множеством дел одновременно», — пишет он. Тот, кто хочет быть везде одновременно, не будет твердо стоять на ногах. Сенека продолжает: «Спокойная и беззаботная душа вольна отправиться в любую пору своей жизни и гулять, где ей угодно; души занятых людей, словно волы, впряженные в ярмо, не могут ни повернуть, ни оглянуться. Вот почему жизнь их словно проваливается в пропасть». В прошлом хорошо то, что «прошедшие дни — все твои: они явятся по первому приказанию и будут терпеливо стоять на месте, длясь столько времени, сколько тебе будет угодно их рассматривать. Впрочем, занятым людям делать это некогда».