— Господи Иисусе! — Настала очередь Стентона стонать. — Ну, как можно быть таким наивным? Ты знаменитость. Не имеет никакого значения, что ты ни черта не понимаешь в молекулярной биологии. Дело только в твоем имени.

— Я бы не сказал, что ни черта не понимаю в молекулярной биологии. — Эдвард был несколько уязвлен, в тоне его проскользнули нотки раздражения.

— Не обижайся на меня, — произнес Стентон примирительно. Он показал пальцем на прибор, с которым возился Эдвард. — А это что еще за чертовщина? — поинтересовался он.

— Это система для капиллярного электрофореза, — ответил Эдвард.

— И что она делает?

— Это новая технология разделения веществ, — ответил Эдвард. — Она служит для разделения и идентификации химических соединений.

Стентон ощупал пальцами литой пластмассовый корпус прибора.

— А что в нем нового?

— Сам принцип, в общем-то, не нов, — начал объяснять Эдвард. — Прибор предназначен для старого доброго электрофореза, но малый диаметр капилляров делает ненужной систему отвода тепла, так как тепло прекрасно рассеивается и так.

Стентон шутливо поднял руки вверх в знак капитуляции.

— Достаточно. Я сдаюсь. Ты подавляешь меня своей эрудицией. Скажи мне только, эта штука работает?

— Прекрасно работает. — Эдвард посмотрел на прибор. — По крайней мере, обычно он прекрасно работает. Но сейчас барахлит.

— Его заклинило? — спросил Стентон.

Эдвард бросил на приятеля уничтожающий взгляд.

— Я просто стараюсь быть полезным, — отшутился Стентон.

Эдвард поднял крышку аппарата и посмотрел на карусель. Одна из пробирок для проб сместилась со своего места и препятствовала нормальному вращению карусели.

— Какой приятный сюрприз, — рассмеялся он. — Правильный диагноз — основа адекватного лечения и верного подбора лекарств. — Он поправил пробирку. Карусель немедленно продвинулась вперед на одну ячейку. Эдвард закрыл крышку.

— Так я могу надеяться на тебя? Ты прочтешь брошюру? — спросил Стентон. — Заодно обдумай свои предложения.

— Меня очень беспокоит, что ты собираешься платить мне деньги ни за что, — продолжал сопротивляться Эдвард.

— Но почему? — искренне удивился Стентон. — Ведь могут же чемпионы мира предлагать свое имя для рекламы продукции фирм спортивной обуви. Почему ученый не может сделать то же?

— Я подумаю о твоем предложении, — пообещал Эдвард.

— Это все, о чем я тебя прошу, — облегченно вздохнул Стентон. — Позвони мне, когда прочитаешь брошюру. Я тебе точно говорю: ты на этом сделаешь неплохие деньги.

— Ты приехал сюда на машине? — вдруг спросил Эдвард.

— Нет, прилетел на «конкорде», — шутливо ответил Стентон. — Конечно, я приехал на машине. Ты очень неуклюже пытаешься уклониться от темы.

— Ты не подбросишь меня до гарвардского кампуса? — спросил Эдвард.

Пять минут спустя он уже сидел на месте пассажира в «Мерседесе-500» Стентона.

Некоторое время они ехали молча.

— Разреши мне задать тебе один вопрос, — сказал, наконец, Эдвард. — В тот раз за ужином ты упомянул об одном из предков Ким, об Элизабет Стюарт. Ты точно знаешь, что ее повесили как ведьму, или это просто семейное предание, к которому за много лет так привыкли, что стали считать его правдой?

— Я не могу в этом поклясться, — ответил Стентон. — Я просто повторил то, что слышал от родственников.

— Я не смог найти ее имени ни в одном списке подсудимых, а их довольно много.

— Я слышал историю от своей тетушки, — пояснил Стентон. — Она говорит, что Стюарты держат это в секрете с незапамятных времен. Во всяком случае, они считают, что данное событие не способно улучшить их репутацию, и поэтому предпочитают о нем не распространяться.

— Ладно, допустим, что это действительно имело место, — предположил Эдвард. — Но какого черта надо сегодня все скрывать? Это случилось так давно. Ну, я понимаю, если бы прошло одно-два поколения, но ведь это произошло триста лет назад!

Стентон пожал плечами.

— Наверное, меня надо побить, — проговорил он. — Меня все это не очень волнует, но, может быть, мне не следовало об этом говорить. Если бы меня слышала в тот момент моя тетушка, она бы мне голову оторвала.

— Даже Ким очень неохотно говорила об этом вначале.

— Это из-за ее матери, моей тетки, — сказал Стентон. — Она всегда очень блюла репутацию семьи и вообще слишком озабочена всем этим социальным хламом. Она хочет быть совершенно безупречной леди.

— Ким показала мне ваше фамильное имение, — сообщил Эдвард. — Мы даже побывали в доме, где, как говорят, жила Элизабет.

Стентон воззрился на Эдварда.

— Ну, ты даешь! — Он восхищенно покачал головой. — Ты быстр, как тигр.

— Все было очень невинно, — начал оправдываться Эдвард. — Не давай волю своему животному воображению. Это удивительный дом, и, кажется, он пробудил в Ким интерес к Элизабет.

— Думаю, что ее матери это вряд ли понравится, — заметил Стентон.

— Может быть, я смогу снять с семьи ответственность за то, что произошло триста лет назад, — предположил Эдвард. Он открыл портфель, лежащий у него на коленях, и достал оттуда банку, которую они с Ким привезли из Салема. Он объяснил Стентону, зачем они это сделали и что содержится в банке.

— Должно быть, ты действительно влюблен, — сказал Стентон. — В противном случае ты бы не стал влезать во все эти хлопоты.

— Моя идея заключается в следующем: если я смогу доказать, что в основе салемского сумасшествия лежало отравление спорыньей, то это снимет черное пятно с людей, так или иначе связанных с теми процессами, особенно со Стюартов.

— Я все же настаиваю, что ты влюблен. Твои теоретические обоснования выглядят довольно бледно. Я же знаю, что по моей просьбе ты не пошевелишься, даже если я пообещаю тебе за это все сокровища мира.

Эдвард вздохнул.

— Ладно, дело вот в чем. Должен признать, что, как нейрохимик, я очень заинтересовался возможностью того, что все это салемское несчастье вызвано обыкновенным галлюциногеном.

— Вот это я понимаю, — отозвался Стентон. — Салемские процессы интересны всему человечеству. Тут не надо быть нейрохимиком.

— Предприниматель в роли философа, — заметил Эдвард со смехом. — Еще пять минут назад я счел бы это парадоксом. Объясни мне, чем же так интересны для всех салемские процессы?

— Это дело дьявольски привлекает, — сказал Стентон. — Людей буквально завораживают подобные вещи. Как, например, египетские пирамиды. Это для людей нечто большее, чем просто груды камней. Их склонны рассматривать, как окна в сверхъестественное.

— Не уверен, что я с тобой согласен. — Эдвард убрал в портфель пробы. — Как ученый, я просто хочу найти научное объяснение факта.