Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А что дальше было? – голос вздрагивает, будто бы выдавая волнительный спазм, которым сейчас свело мои внутренности.
– Дальше? – Дима нервно щелкает застежкой от часов. – Знаешь, до этого она крутилась исключительно возле меня. Писала мне. Звонила мне. Преследовала меня. Не осмеливалась подойти к тебе, уж не знаю по каким причинам. А тогда… Мне сказали – её переклинило. На тебе переклинило, Гель. Она решила, что это ты мешаешь мне обрести “истинное счастье”. И всерьез начала обдумывать, как именно тебе навредить. Облить кислотой. Или заплатить кому-то, чтоб тебя подкараулили и…
– Я поняла, – голос срывается до хрипа. История, начинавшаяся как глупая, забавная байка приобретает насыщенность настоящего бытового триллера, – но со мной ничего не случилось, она не смогла?
– Она не стала, – тихо выдыхает Дима, – я тебя бросил. Струсил и бросил. Трепал про тебя всякую дичь, лишь бы эта психопатка прониклась тем, насколько ты меня заколебала, и никак тебе не навредила.
– Ты оставил меня ради этого?
– Я не мог быть с тобой целыми днями. Хотя я и пытался быть с тобой везде тогда…
– Да, я помню.
Помню, каким странно контрастным был Димин уход после того, как он даже в магазин за хлебом тащился вместе со мной. За хлебом. На работу. С работы. Даже на обед вызванивал, узнавал, где я обедаю, с кем, точно ли не одна, не нужно ли составить компанию...
Я думала – это попытка смягчить нарастающее между нами отчуждение, а это была… попытка защиты.
И разрыв был ею.
Как бы слащаво это ни звучало.
– Знаю, бредово звучит, – Дима не поднимает понурой головы, – я полгода ходил по вечерам к твоему дому и смотрел на твои окна. Горит ли свет. Жива ли ты. Не добралась ли до тебя эта, с её планами.
– Мог предупредить.
Упущенные возможности звучат так очевидно. Хотя я знаю, что в стрессовой ситуации они могут абсолютно не прийти в голову.
– Ты была разбита, Гель. Слишком. Я не хотел еще и пугать тебя. Я… Тупил тогда очень сильно.
– Зато сейчас пугать меня очень кстати, да, – прикрываю глаза, слушая тишину внутри.
– Я не знал, – Дима косится на мой живот, – но с учетом этого, ситуация мне кажется совсем паршивой. Ты в больнице. Она работает в том же месте, что и ты. Это совпадение? Я, может, сам свихнулся, но я в это не верю.
Она ни при чем.
Так хочется сказать первым порывом.
Ну при чем тут она, если это я – я себя накрутила.
Я?
Причину моего нервного срыва можно разделить на две части. Одну – основную. Вторую – малую, вытекающую из основной.
А основная…
Кто как не сотрудник Артемиса мог знать о паршивости камер наблюдения в конюшнях?
У кого это в тот же день совершенно случайно проявилась немыслимая блажь – подружиться именно с Люциусом? С капризным, выпендрежным конем, когда для свадебных фотосессий в клубе были и другие белые лошади.
Господи, господи, господи…
Мне хочется закусить удила. Кажется, я сама лечу во весь опор, ничего и никого не разбирая на своем пути.
Нет. Нет-нет-нет.
Я сейчас наступлю на те же грабли, что и с Викой. Ей я тоже каких только недостатков не приписывала…
Но…
Сейчас ведь поводов гораздо больше, так ведь?
А еще – я могу вслух все прояснить, и Берг сразу мне скажет, что я промахнулась.
– Ты ведь так и не сказал её имени, Дима, – вижу, как вздрагивает его спина, вижу, как он ошеломленно округляет глаза, осознавая это.
– Черт, прости, это вышло как-то случайно. Столько нервов эта стервь мне вытянула.. Это ваша…
– Погоди, – лихорадочный азарт заставляет меня его перебить, – я хочу сама угадать. Позволишь?
– Скажите мне честно, ребят, вы жить хотите?
Два охранника, стоящие передо мной, торопливо кивают головами. Болванчики. Вот и головы болтаются беспомощно. И глаза – как у зайцев, загнанных в угол.
Все понимают, кретины, и как называется их раздолбайство – тоже понимают.
– Так разъясните мне, пожалуйста, – не повышаю голоса, – у вас в логе – ночное отключение сигнализации в медпункте раньше положенного начала рабочего дня. И почему я не вижу ни одного прозвона ответственному лицу в распечатке исходящих?
Ответ прост – сидящие в коптерке “мальчики” резались в преферанс и не хотели отвлекаться. От двери заметил отлетевших к тумбочке двух королей, которых смели со стола вместе с остальной колодой и не заметили, когда прятали карты с глаз долой. Сейчас заметили, и Вася Дементьев бочком-бочком пытается незаметно сместиться влево и закрыть для меня обзор. Думает, я изначально не заметил. Ну, да, прям.
Интересно, что за карты отлетели?
А то я по ним будущее бы предсказал с огромным удовольствием.
Хорошо если долгая дорога пронесет этих двоих раздолбаев мимо казенного дома.
Они должны были! Просто обязаны были уведомить о ночном отключении сигнализации и меня, и осведомиться о причинах внепланового визита у лица, чьим кодом был снят блок.
Я сегодня должен был получить докладную на Шуру. Не говоря уже о том, что ночное отключение – повод и для дисциплинарки, и для более строгих мер. Что может понадобиться сотруднику, находящемуся на контракте, не предусматривающем сверхурочных, посреди ночи на территории закрытого клуба?
– Так бывает же, что само отключается, – бубнит Ваня, второй охранник.
– Само? – господи, как же хочется убивать. – Сигнализация умеет отключаться сама?
– Ильгиз иногда отключает сигнализацию в тренерской. Когда его очередная баба из дома выгоняет. Мы подумали… Может, и тут что-то такое. Ведь если что-то пропадет – вот он, личный код, знаем кого брать за жабры, а так, чего дергать…
Убить обоих. Расстрелять у белой стенки на въезде в клуб. Ильгиза – выпороть при всем честном народе. Чтобы больше никто даже не смел повторять этот фортель.
Мечты-мечты.
– Вот ты, – устало киваю Ване, – садишься и сочиняешь объяснительную. В которой убедительно рассказываешь, по какой причине вы, два гения, не сподобились среагировать ни на ночное отключение сигнализации, ни на выход из строя камеры. Убедительно у тебя не получится, сразу рекомендую отключить фантазию и излагать честно. Если повезет – хозяин клуба вас не посадит. Но чашки-плошки свои можете паковать в коробочки. Ваши путевки в службу занятости вам занесут после обеда.
– А я? – встревоженно вскидывается Вася. – Мне не надо объяснительную?
– Надо, – обламываю без особой жалости, но ты пойдешь со мной смотреть, что там с камерой случилось. У нас в лучшем случае минут двадцать осталось до приезда наркоконтроля. После они медпункт к чертовой матери опечатают, и разобраться уже не получится. А я хочу иметь свою картинку в голове.