Люсинда поежилась.

— Мистер Уинтерс — очень опасный человек.

— Да, и возможно, он близок к тому, чтобы стать еще более опасным.

— Ты его хорошо знаешь?

— Как ты знаешь, наши семьи связывает некая давняя история, но и клан Уинтерсов, и клан Джонсов вот уже на протяжении нескольких поколений упорно избегают контактов друг с другом. Я никогда не встречался с Гриффином Уинтерсом. Он последний в роду, и если он не женится и не произведет на свет наследника, легенда о Горящей Лампе умрет вместе с ним.

— Он уже не молод, — заметила Люсинда. — Я бы дала ему лет тридцать пять. Странно, что он не женился, в таком возрасте большинство мужчин уже женаты.

— У него когда-то была жена, она умерла в родах. В то время ходили слухи, что она завела роман с человеком, которому Уинтерс доверял больше всех. Все это было очень грязно. Вскоре после того, как мать и ребенок умерли, тот любовник исчез… тихо.

— В стиле Уинтерса?

— Да. С тех пор ходили разные слухи о его связях с другими женщинами, но о наследниках никогда не упоминалось, да и сами связи Уинтерс не афишировал.

Тонкие брови Люсинды взлетели вверх над оправой очков.

— Кажется, ты за ним следил.

— Мы сочли, что это будет разумно.

— Мы? Ты имеешь в виду вашу семью?

— В «Аркейне» существуют легенды, которые стоит принимать всерьез.

— Знаешь, я действительно заметила в том доме еще одну странность, — сказала Люсинда.

— Что именно?

— Мистер Уинтерс спал очень крепко и очень спокойно. Хотя можно было бы ожидать, что после серьезного ранения его сон будет беспокойным.

— Возможно, врач дал ему опиум или хлороформ, чтобы притупить боль.

— Нет. Оказалось, что миссис Пайн обладает неким даром и, как я подозреваю, весьма сильным.

— Вот как? — спокойно спросил Калеб.

Еще утром, когда посыльный принес записку от Аделаиды Пайн с просьбой к Люсинде, его интуиция зашевелилась. А сейчас, когда Люсинда рассказала о даре Аделаиды Пайн, она вскипела, как приливная волна.

— Она объяснила, что обладает способностью вызывать состояние исцеляющего сна, — сказала Люсинда. — И она использовала свой дар, чтобы погрузить мистера Уинтерса в глубокий сон.

— Очень интересно. — Калеб посмотрел на жену. — Несколько минут назад, когда мы уезжали, я видел, что в дверях стояла женщина в белом переднике. Она явно не экономка.

— Это была Аделаида Пайн. Она знала о том, что я лечу травами, потому что ее экономка дружит с миссис Шют.

— Так вот как она тебя нашла.

— Да.

— Миссис Пайн и Уинтерс были вчера в театре вместе? Как ты думаешь, они любовники?

— Не знаю, — сказала Люсинда. — Мне показалось, что миссис Пайн почему-то чувствует себя обязанной ухаживать за ним после того, как в него стреляли. Наверное, это означает, что они достаточно близки. А любовники они или нет, не могу сказать. — Она забарабанила по клапану своей сумки пальцами, затянутыми в черные перчатки. — Но между ними определенно что-то есть, некая сильная связь, мне кажется.

Калеб отодвинулся в угол экипажа и с отсутствующим видом посмотрел в окно, на сетку дождя.

— Способность вводить людей в транс, подобный сну, свойственна нескольким талантам, — заметил он. — Но в данном случае на ум приходит в первую очередь один. И я невольно задаю себе вопрос: способна ли миссис Пайн читать сносвет и манипулировать параэнергией?

— И что бы из этого последовало?

Калеб медленно вздохнул.

— Это означало бы, что Гриффин Уинтерс или унаследовал родовое проклятие, или боится, что может его унаследовать. Похоже, женщину, способную читать сносвет, он себе нашел. Интересно, заполучил ли он и Лампу тоже?

— Ты же не хочешь сказать, что всерьез веришь, что Гриффин Уинтерс находится в состоянии трансформации в мультиталанта? — поразилась Люсинда. — Калеб, это же древний миф, не более того!

— Мне трудно отрицать все старые легенды «Аркейна», когда я сам являюсь прямым потомком одной из них.

— Сильвестр Джонс! — Люсинда сложила руки ладонями вместе и положила на колени. — Правда. Хорошо, в таком случае, что ты предлагаешь?

— Сейчас мы будем делать единственное, что можем в данной ситуации: наблюдать и ждать.

— За чем именно мы будем наблюдать и чего именно мы будем ждать?

— Прежде чем идти с этим делом к Гейбу, я должен получить ответ еще на один вопрос.

— Какой вопрос? — спросила Люсинда.

— Если Уинтерс нашел и женщину, читающую сносвет, и Горящую Лампу, возможны только два предположения. Или он пытается спастись от действия проклятия…

— Или? — подсказала Люсинда.

— Или он пытается осуществить то, о чем говорится в легенде, и стать истинным Цербером.

— Но это бессмысленно! — воскликнула Люсинда. — С какой стати человеку стремиться обладать избытком психической энергии, рискуя при этом сойти с ума?

— Любовь моя, власть всегда притягательна. Николас Уинтерс был абсолютно уверен, что способен управиться со всеми тремя талантами. Но у него так и не было возможности это проверить, потому что Элинор Флеминг разрушила его психику, когда в последний раз манипулировала для него энергией Лампы. Вполне возможно, что Гриффин Уинтерс верит, что ему удастся осуществить то, что не получилось у его предка.

— А если ему действительно удастся?

Калеб всмотрелся в причудливый орнамент, нарисованный на стекле окна дождевыми каплями.

— Если он станет паранормальным чудовищем — общество всегда считало, что это единственный возможный исход для настоящего мультиталанта, — тогда у Гейба и совета не останется выбора. Они примут решение, что Уинтерс должен быть уничтожен. Нельзя оставлять злобное безумное существо, наделенное паранормальными способностями, среди людей.

— И это задание будет поручено фирме «Джонс и Джонс», — подсказала Люсинда.

— Да.

Люсинда плотнее запахнула на себе накидку и прошептала:

— Боже праведный…

Он знал, что она в этой комнате. Он чувствовал ее аромат и ее энергию, казалось, его обдувает теплый летний бриз. Определенная часть его тела тоже реагировала на ее близость. Гриффин подумал, что эрекция обнадеживает его сразу по нескольким пунктам. Прежде всего она означает, что он все еще жив. О том же говорила и боль в плече, но это было не столь приятно. Гриффин услышал низкий, приглушенный стон и понял, что он исходит из его собственной груди. Когда в тебя всадят пулю, это всегда чертовски больно.

— Проклятие! — пробормотал он.