имеет идею о Нем, – лишение, которое состоит в собственном его ничтожестве и ограниченности природы, неимении в действительности того, что для него возможно по сущности: то от соединения богатства и бедности происходит в духе человеческом любовь или стремление к Бесконечному. В другом месте Платон говорит: если бы последовало какое-либо откровение умосозерцаемого предмета (νοουμένου), то, прежде откровения, необходимо должно быть в душе предощущение, пророчественное гадание о нем; иначе она не могла бы узнать, что есть этот предмет. Так необходимо предположить в душе нашей предощущение или идею Бесконечном, прежде чем возможно будет принять какое-либо откровение о Нем. Итак, существует в душе каждого предощущение Бесконечного, нераздельное с уверенностью в действительном бытии Его и ожиданием тех свойств, с какими Бесконечное должно являться. В чем же состоит это предощущение? Пуарет объясняет это, когда говорит, что в сотворенном уме есть помышление о бесконечном свете и успокоении.

Чтобы раздельнее представить высочайший предмет стремления души нашей, вникнем в устройство способностей ее. В них есть постоянные законы, и эти-то внутренние законы нужно нам рассмотреть, чтобы раздельнее определить влечение души к Бесконечному. Что же мы находим в душе?

Главные виды действий души, относящиеся к главным силам ее, суть: познание, чувствование и желание. Впрочем, общее этих сил и действий есть в человеке жизнь и чувство жизни. Жизнь человека, в общем своем понятии, обнимает жизнь и физическую и духовную. Прежде всего, в человеке представляется вниманию ощущение жизни вообще. Можно приметить, что в человеке это ощущение исторгается из ограниченности в беспредельность. Человек мог бы жить и не расширяя своего чувства жизни далее настоящего мгновения; как видимо это в бессловесных. Но как он состоит под влиянием ума, то из этого рождается в нем недовольство настоящим. Находя себя слабым, человек чувствует, что лучше было бы, если бы он имел более сил и более господства над природой и другими силами, чем сколько имеет их, и хотя не находит их в себе, не теряет впрочем идеи о высшей Силе, ищет ее вне себя. Чувство зависимости заставляет его предполагать независящую, всемогущую Силу, подчиняющую себе все другие силы. В чувстве жизни открывается недовольство и другого свойства. Мы чувствуем переменчивость явлений нашей жизни, видим, как быстро они пробегают, сменяясь одни другими, и наконец, проходит и вся жизнь. Непрочность и переменчивость жизни не производит чувства беспокойства в животных, потому что чисто-ограниченному существу свойственна привязанность к настоящей минуте. Но человека тяготит чувство краткости жизни. Во всем роде человеческом есть вера, что не напрасно мы тяготимся этой кратковременностью, что, происходя от Источника вечной жизни, мы имеем сродство с Ним. В самых даже суетных желаниях людей увековечить свое имя на земле, выражается не что иное, как привязанность к нескончаемой жизни. Но когда не надеемся стяжать ее сами собой, то, кроме своей силы, предполагаем иную, и ищем в ней источник жизни для себя, равно как и для других существ. Такое недовольство, обнаруживающееся в чувстве жизни, показывает, что она не стесняется, как у животных, определенными границами продолжения, но расширяется в беспредельность и заставляет нас искать выше себя и всех ограниченных существ источного начала жизни в Бесконечном. Так в чувстве жизни неопределенное влечение к Бесконечному получает некоторую определенность.

Но это влечение в более определенном виде представится, когда обратим внимание на главные способности нашей души: разум, сердце и волю. Эти способности могут быть в обращении или с предметами ограниченными, или возвышаться над ними; есть для них как бы цель, к достижению которой они стремятся, цель не в предметах ограниченных, но выше их положенная. Это суть идеи; (для силы познавательной – идея безусловной истины или мудрости, для желательной – идея всесовершенной благости и святости, для способности чувствования – идея высочайшей красоты. Каждая из этих сил, при обращении с предметами ограниченными, не успокаивается; потому что идея влечет их к Бесконечному.) Так, если бы познавательная сила довольствовалась только тем, что представляется ей при воззрении на мир, то останавливалась бы только при частях его и на поверхностном виде этих частей, но она не удовлетворяется этим. В-первых, она усиливается представлять мир, как одно органическое целое без рассеянностей и разрыва, ищет единства, для этого представляет части мира в неразрывной связи, как целое, живущее и действующее по не многим законам, и старается представить систему этих законов, как можно, проще. Во-вторых, не возвышаясь к Бесконечному, человек остановился бы на одной поверхности явлений, но он за всем видимым в природе предполагает силу невидимую. Далее не было бы нужды для него приискивать цели для явлений мира; как представляется мир чувственному его наблюдению, так он и рассматривал бы его. Цели, или целесообразные законы природы суть нечто невидимое; но человек заходит так далеко, что во всех вещах усиливается видеть целесообразный порядок. Все это внутреннейшее, что он предполагает при рассматривании мира, было бы для него недоступно, если бы мировоззрение его привязано было только к конечному, если бы не увлекала к глубочайшим исследованиям идея высочайшей мудрости, по которой все премудро устроено. Ибо что есть истина? Тожество мысли с существом предмета. Где же это тожество, или какая мысль проникает существо предметов? Это – мысль Ума Божественного, идея всесовершенной премудрости, по которой в мире все устроено. Итак, достигнуть истины тоже значит, что приблизиться к свету Божественной премудрости. Эти действия разума, при рассматривании природы, показывают, что он состоит под влиянием и направлением идеи безусловной премудрости. При рассматривании самого себя, что́ мог бы постигнуть человек, если бы ограничивался одним опытом? Что́ он мог бы знать об отношении своего духа к Существу Всесовершенному? От чего, при множестве недостатков во всем роде человеческом, было бы предчувствие и желание высшего совершенства? Человек не может перестать любить и уважать человека, хотя и видит в нем много недостатков; эта любовь служит, хотя и темным, указанием на то, что есть в нем уверенность в бытии лучших законов человеческого существа, нежели какими они представляются ему в действительном исполнении их теми или другими лицами. Если же человеку дано мыслить о Боге и совершенствах Его, то как можно производить это из чего-нибудь ограниченного?

Также и для действования воли самая высшая цель есть бесконечная благость и святость. В воле своего рода недовольство, которое открывается в совести. Совесть и тогда, как человек худ, пробуждается, хотя изредка; тревожит его и тогда, как он делается лучшим, яснее и яснее открывая ему нравственные недостатки. Во всех веках, даже в мире