Еремеев, из жалости взявший с собой освобожденных пленниц, теперь все чаще корил себя за сей столь необдуманный шаг: сотня мужиков на десять девок! Да еще зимой, когда делать-то, по большому счету, нечего. Ясно было, что добром это не кончится. Чем-нибудь бы только отвлечь! Чем-нибудь… Только не так, как предлагал отец Амвросий, – постом да молитвою. А с другой стороны – почему б и нет-то? Скоро уж и Рождественский пост, а потом – и Великий, Пасхальный, ну а там и в путь, к золотому идолу! Перезимуем, ничто… А девок в тайге бросать – тоже не очень-то доброе дело, для чего б и освобождали тогда?

…Покончив с частоколом, укрепили ворота, установили пушки – почти настоящий острог получился, только что маленький, ну да ничего, перезимовать можно. Настала очередь для большой охоты, казаки давно уж просились запромыслить мяса: оленей, кабана, рябчиков. Даже целую делегацию к атаману послали с Андреевым Силантием во главе.

– Охота так охота, – выслушав, покладисто согласился Иван. – Вперед дозоры вышлите, разведайте, где тут зверье. Да! Остяка нашего, Маюни, дозорные с собой пусть возьмут.

Разведка вернулась быстро – видали и оленей, и кабаргу, и кабанов бессчетно, и это не говоря уже о более мелкой дичи, всяких там глухарях, рябчиках, зайцах.

– Ну что, братцы? – выйдя к народу, улыбнулся молодой атаман. – Охоту удачно проведем – всю зиму с мясом будем.

Все уже собрались и, возбужденно переговариваясь, ждали. Кто-то из казаков с азартом вспоминал прежние охоты, в которых им довелось участвовать, а кое-кто с беспокойством посматривал на небо: вроде разъяснилось, то и к лучшему, вот и славно. Зверь, он ведь тоже пурги да дождя не любит: схоронится в норах, в чащобах укроется – поди поищи.

С собой прихватили луки со стрелами, большинство же – рогатины, взяли и пару пищалей – на особо крупную дичь, порох-то поберечь следовало, так же, как пули. Еще за идолом золотым идти!

Оставив в селении девушек и караульных, помолясь, наконец вышли. Впереди шагали хорошо знавший здешние места Маюни, за ним – Еремеев и первый отряд, человек в двадцать с лишним. Еще был отрядец правой руки, левой руки и особый – загонный, им командовал немолодой казак по имени Василий Яросев, человек, по мнению атамана, вполне основательный, надежный. Не особо приметный, молчаливый – без нужды слова клещами не вытянешь, – Яросев пользовался у казаков большим уважением, поскольку был человеком в ратном деле опытным и так, по жизни, много чего знал.

– Там, спаси, Господи, олени! – выскочив из кустов, доложил дозорный – Афоня. – Их бы загонщикам во-он к тому овражку выгнать, я покажу.

Иван повернул голову:

– Василий! Всё слышал?

– Слышал, атамане. Исполним.

Кивнув, Яросев пригладил бороду и, деловито распоряжаясь, повел выделенных ему казаков за послушником, через заросли осин и рябины, к невидимому отсюда оврагу. Яркие красные ягоды гроздьями свисали с веток.

– К морозной зиме, – вполголоса заметил отец Амвросий. – Ничего, перезимуем теперь. Еще б Господь помог с охотою.

– Поможет.

Обернувшись, атаман махнул рукой, направляя отряды:

– Вы – туда, слева, вы – справа рощицу обойдите, там и затаитесь, в урочище, ну а мы за овражком засядем. Ветер, слава богу, оттуда – не должен бы почуять зверь.

Иван не предупреждал охотников, чтоб вели себя осторожно, не разговаривали, не чихали, не кашляли – это и так было понятно всем, да и казаки – люди опытные, не дети малые, что их зря учить?

Проводив взглядом скрывшиеся в лесу отрядцы, Еремеев чуть выждал и направился через осинник, туда, куда не так давно ушли загонщики – к оврагу, оказавшемуся довольно крутым и глубоким, правда, едва заметным из-за разросшегося орешника и густо взявшейся по краям малины.

– Вот тут, в малине, и сядем, – указал атаман. – В оба смотреть, слушать!

На чистом белесом небе появились небольшие облака, тучки, пошел легкий снежок, тихий и редкий, вовсе не скрывавший видимость. Тусклое сибирское солнце то пряталось за облаками, то вновь показывалось, зажигая заиндевевшие с утра деревья сверкающим золотым светом. Оттого и лежавший под ногами снежок – еще едва взявшийся, без сугробов – тоже казался золотистым, а чуть впереди, у елей – уже отливал густо-зеленым.

– Господине… – тихо прошептал позади верный оруженосец Яким. – Я пищалицу твою прихватил, хитрую.

– То и славно, – повернув голову, тихо-тихо отозвался Иван, улыбнулся. – Вдруг да и сгодится? Хотя порох, оно, конечно, надо беречь.

Вообще-то пороха да всех пищально-пушечных припасов хватало, Строгановы на этом не экономили, струги загрузили щедро. И все равно – запасы-то не бесконечны, и тратить их на дикого зверя совсем неразумно. Сотня здоровущих мужиков – неужель рогатинами не управятся?!

Что ж, в каждом отряде по одной пищали было – на всякий случай, Иван Егоров сын Еремеев, несмотря на молодость свою, атаманом был осторожным и без толку рисковать не любил, чувствуя себя ответственным за всю ватагу. Одно дело – свою голову подставлять, и совсем другое – чужие.

Кстати, чужие, недавно прибившиеся по пути казаки – Карасев Дрозд, Лютень Кабаков, Исфак Шафиров – службу в новой сотне несли справно, правда, особой воли им пока не давали, присматривались, вот и на охоту взяли лишь белобрысого татарина Исфака, остальных оставили часовыми.

Солнце зашло за облако, сразу сделалось темнее и как-то спокойнее, тише – резко оборвала свое чириканье надоедливая синица, даже дятел стучать перестал: то ли уснул, то ли задумался, то ли просто прислушивался к чему-то.

Вот и охотники прислушивались, бросая напряженные взгляды на небольшую поляну близ устья оврага – именно туда, по сути, и должна была выбежать дичь. А вокруг росли могучие кедры, рвались вверх сосны, и стройные ели царапали небо своими мохнатыми вершинами. Стояла полная тишь… Нет! Вот снова чирикнула синица. А вот вороны закаркали, слетели стаей с ветвей… Напугал кто-то?

Чу! Где-то невдалеке, за кедрами, вдруг затрубили рога! Глухо рокотнули барабаны, загудели трещотки – загонщики погнали дичь!

Казаки радостно переглянулись, покрепче перехватывая рогатины, кто-то скинул лук…

К звукам охотничьих рогов вдруг присоединился еще один звук – рев, басовитый и утробный, реветь так мог какой-то крупный зверь… И в самом деле крупный – земля уже ощутимо дрожала, вот-вот – и на поляну выбежит… олень? Лось? Кабан?

Нет, скорее уж – целое стадо! Земелька-то вон как дрожит… даже кедры колышутся.

Как все, Иван азартно привстал, выглянул из-за кустов… и ахнул! Ломая крутыми, заросшими густой длинной шерстью боками вековые деревья, на поляну выбежало огромное, в три человеческих роста, чудище с большими бивнями и длинным хоботом-носом.

– Батюшки, свят-свят-свят! – несколько опешив при виде подобного чуда, закрестились казаки.

Лучше б они не высовывались! Заметив людей, непонятная, но видно, что хорошо уже разозленная зверюга, взревев, кинулась на людей! Что такому овражек? Перемахнет, даже и не заметит.